военкомат, решив не дожидаться повестки. Попав на 2-й Прибалтийский фронт, окончил курсы снайперов и там же открыл свой первый боевой счет. Сейчас на прикладе его снайперской винтовки было уже четырнадцать зарубок – по числу убитых им гитлеровцев. Потом было тяжелое ранение и предложение перейти в оперативно-розыскной отдел «Смерша» полковника Воробьева. Пошел он в «Смерш» с затаенной радостью. Сбылась его мечта, правда он стал не разведчиком, а контрразведчиком, но все же… К тому же теперь у него в кармане гимнастерки лежала заветная красная книжица с тисненными золотом буквами «НКО Главное управление контрразведки «Смерш», едва взглянув на которую робели даже войсковые генералы. Но на новом месте у него сразу все как-то не задалось. Вот и позавчера он получил нагоняй от майора за то, что при задержании диверсионной группы Алтиса Гулбиса застрелил двух диверсантов. Но если бы он стрелял, как было приказано, только по конечностям, наверняка погиб бы Третьяк. Но это в расчет, конечно, никто не берет. Майор, отчитывая его при всех, как мальчишку, так и сказал: «Здесь не место для самодеятельности, и в любом случае приказы нужно выполнять». Вот на фронте все было по-другому. Там – сам погибай, а товарища выручай.

От невеселых мыслей его отвлек еле слышный звук приближающихся шагов. Он хорошо помнил, как Вишня наставлял его, что звук шагов в лесу человек легко различает на расстоянии примерно тридцати метров. Барабоха поплотнее завернулся в плащ-палатку и вжался в землю. Мимо него, осторожно ступая по песку, прошел человек. Вскоре раздался явно условный стук в дверь. Два коротких и через паузу один, и потом снова два коротких стука. Над крыльцом тотчас вспыхнула тусклая лампочка. Человек сбросил капюшон, и лейтенант сразу узнал гостью. Это была врачиха из дезинфекционного пункта станции Кальвене Ирма. Высокая, статная, с толстой длинной косой цвета спелой пшеницы и огромными синими глазами, похожими на бездонные озера. Барабоха знал, что уже немало мужчин утонуло в них. Да и сам лейтенант, у которого не было девушки – не успел как-то до фронта обзавестись, – нередко представлял ее рядом с собой, скажем, на Тверском бульваре или в Александровском саду. Сейчас же, увидев ее здесь, у дома путевого обходчика, он почувствовал, как у него неприятно кольнуло сердце.

ОРИЕНТИРОВКА

ОКР «Смерш» разыскиваются:

– Пехау Манфред, 35 лет, житель гор. Берлина, немец, доктор юридических наук, штурмбанфюрер СС, руководитель разведоргана «Ягдфербанд-Балтикум». Среднего роста, худощавый, волосы с проседью, близорук, носит очки.

– Янкаус Борис, около 30 лет, уроженец и житель гор. Риги, латыш, являлся взводным командиром полицейского батальона, награжден немцами орденом Железного креста 2-го класса, унтершарфюрер СС, командир группы диверсантов. Низкого роста, худощавый, брюнет.

Всем ОКР «Смерш» принять меры к обнаружению и задержанию.

Горобец».

Москва, 25 июня 1941 года, 6 часов утра

«24 июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной армии…»

Вера выключила радио. Времени оставалось совсем мало, еще нужно было успеть позавтракать, привести себя в порядок и бежать на Песчаную улицу к станции метро «Сокол». Сегодня уходили на фронт сразу четверо ребят из ее класса. Сбор призывников был назначен на 7 часов утра перед зданием Центральной поликлиники гражданского воздушного флота, то есть – Верочка посмотрела на часы – уже через сорок минут.

Когда Вера подбежала к новому зданию поликлиники, где размещался штаб сборного пункта, на улице уже стояли три синих автобуса, а за высоким металлическим забором было полно народу. Бегали, отдавая распоряжения, командиры в форме, сбившиеся в кучки коротко стриженные и по-летнему одетые в спортивные майки призывники тайком курили в сторонке у кустов сирени, в центре площадки толклись пожилые ополченцы с рюкзаками и потертыми фибровыми чемоданами, некоторые, несмотря на жаркую погоду, были в телогрейках. Вера подошла вплотную к забору, пытаясь в толчее и суете рассмотреть кого-нибудь из одноклассников.

– Вера, Белоконь! – Кто-то тронул девушку за плечо.

Она обернулась и увидела Валерию Аркадьевну, учителя химии, а последние два года их классную руководительницу.

– Здравствуйте, Валерия Аркадьевна, – вежливо поздоровалась Вера. – Наших не видели?

– Костика и Максима Свалова. Они уже там, – голос учительницы дрогнул, и она кончиком платка вытерла уголки глаз, – а Саши и Игоря пока нет.

– Верка! Привет! – Сашка Бородин подскочил откуда-то сбоку, обнял Веру и, приподняв, закружил.

– Саня, поставь меня, пожалуйста, на место, – попросила девушка, – неудобно.

– Ой! – ойкнул Бородин, только сейчас заметив классную. – Извините, Валерия Аркадьевна! – И, осторожно поставив Веру на асфальт, выпустил ее, наконец, из своих объятий.

– Становись! – раздалась громкая команда.

Толпа людей за забором сразу зашевелилась, загудела, как встревоженный улей, со всех сторон теперь слышались последние напутствия:

– Мамку слушайтесь!

– Обязательно пиши!

– Сразу же сообщи номер своей полевой почты!

– Я тебя буду ждать.

– Люблю.

– И я тебя.

Сашка Бородин покосился на учительницу и сказал:

– Ну все, мне пора, а то заместо фронта на гауптвахту отправят, – пошутил он, грустно улыбнулся и вдруг порывисто прижал Веру к себе и коротко и крепко поцеловал прямо в губы.

Вера оторопела, а когда пришла в себя, Сашки рядом уже не было. Он растворился в круговороте толпы.

– Равняйсь. Смирно! – скомандовал молоденький лейтенант, и сразу стихли все голоса и неровная шеренга новобранцев замерла на месте. Вокруг слышались только тихие всхлипывания маленьких детей. Те, кто отправлялся на фронт, замерев на месте, не отрываясь смотрели в почти полной тишине на тех, кто их провожал. И те и другие отчаянно пытались запомнить на всю оставшуюся жизнь, короткую или длинную, эти прощальные взгляды.

– Ша-гом ма-а-а-рш! – прозвучала следующая команда, и новобранцы двинулись к автобусам, пока неумело держа строй, то и дело сбиваясь с шага. Через несколько минут колонна и вовсе потеряла свои очертания, и тут грянул марш «Прощание славянки». И сразу вокруг снова все заголосили, закричали, махая букетами цветов, отовсюду снова слышались последние напутствия, последние недосказанные слова…

* * *

Прошло еще два мучительно долго тянувшихся дня. Известий от мамы все не было. Вера несколько раз пыталась дозвониться