заявил, что, действительно, кем-то эти слухи распространяются, что подобный вопрос не поднимался в правительственных кругах, и что, если бы это случилось, он ни на минуту не остался бы у власти. После этого я счел нужным огласить в заседании письмо Васильчиковой и сообщил, что она находится в Петрограде19. Хвостов, сильно смущенный, должен был сознаться, что она действительно жила в Петрограде, но уже выслана. После заседания частным образом Хв. рассказывал, что на следующий день после своего появления Васильчикова ездила в Царское Село (к кому он не упомянул), и что он лично делал у нее в “Астории” обыск и в числе отобранных бумаг нашел письмо к ней Франца-Иосифа и сведения, говорящие, что она была в Потсдаме у Вильгельма, получила наставления от Бетман-Гольвега, как действовать в Петрограде, а перед тем гостила целый месяц у принца Гессенского и привезла от него письма обеим сестрам – Императрице и вел. кн. Елиз. Фед.».

По словам Родзянко в бюджетной комиссии, Васильчикова тщетно пыталась добиться приема у официальных членов правительства. Как явствует из «дневника» министра ин. д., это было не совсем так: Сазонов Васильчикову принял. Официальная запись передает: «По приезде в Петроград М. А. Васильчикова посетила жену директора 1-го департамента В. Л. фон дер Флит и, разразившись слезами по случаю отношения к ней русского общества, не исключая ее ближайших родственников, уверяла ее, что все ее попытки побудить русское правительство пойти на примирение с Германией и Австрией были подсказаны ей исключительно горячей любовью к ее отечеству – России… Она просила ее устроить ей свидание с министром ин. д., к которому она не решалась обратиться непосредственно из опасения, как бы С. Д. Сазонов, несмотря на давнишнее с ней знакомство, не отказал ей в приеме при нынешних обстоятельствах. При этом она не скрыла, что… имеет поручение говорить и о политических предметах. Хотя и неохотно, министр ин. д. согласился принять М. А. Васильчикову в субботу 5 декабря в 3 часа дня. Приехав к нему, М. А. пристрастно изложила ему то, что она писала раньше, и то, что она говорила почти всем, кого видела здесь… М. А. особенно напирала на то, что наш главный и общий враг – Англия и вообще, смотря на все через немецкие очки, твердила явно подсказанные ей немцами доводы в пользу немецкой точки зрения на нынешнее положение… Горько сетуя на то, что ее здесь не понимают и обвиняют в государственной измене и даже шпионстве, она просила С. Д. Сазонова обо всем ею сказанном доложить Государю и вручила ему записку, составленную ею на основании разговора с вел. герц. Гессенским… от которого она привезла два собственноручных письма для Государя Императора и для Императрицы Ал. Фед. Первое из этих писем было не запечатано, и по поручению великого герцога М. А. прочла его министру20. В нем заключалась просьба к Е. В. выслушать М. А. В. и отнестись благосклонно к тому, что она передаст от имени Его Высочества. Поручение же последнего заключалось все в том же, а именно убедить Государя заключить мир с Германией. Министр выразил М. А. удивление, что она, зная хорошо здешнюю обстановку, могла хоть бы минуту подумать, что здесь будут достаточно наивны, чтобы отнестись серьезно к столь неубедительным доводам. В России знают, что Германия не даром хотела бы заключить мир, но в России знают также, что прочный мир возможен лишь на таких условиях, которые в настоящую минуту Германия едва ли примет, а потому здесь твердо намерены довести борьбу до конца».

По рассказу Палеолога в тот же вечер Сазонов доложил Императору; последний был в негодовании от миссии Васильчиковой и заявил Сазонову, что В. не будет выпущена из России. В изображении Хвостова, в показаниях Чр. След. Комиссии, инициатива исходила от министра вн. д. «Когда я узнал, что В. приехала, я сейчас же поехал в Царское, сразу доложил, что необходимо арестовать В., и он (т.е. Царь) дал мне право с ней поступить, как мне заблагорассудится… Я сам поехал в “Aсторию”, взял Васильчикову и сам лично произвел обыск. т.е. при мне обыскали». («Я не доверял Белецкому, – пояснил Хвостов, – потому что я видел, что он все время охраняет эти кружки».) «Ничего серьезного» отобранные письма, с коих были сняты копии в министерстве, не представляли… Не стоит разъяснять противоречия, имевшиеся в показаниях Хвостова. Надлежит лишь отметить, что и по его словам отношение Николая II к миссии Васильчиковой было решительно отрицательным.

Самое интересное для нас выяснить: была ли Васильчикова действительно принята в Царском в тот небольшой промежуток времени, в течение которого она находилась в Петербурге. Сопоставление записи мининистра ин. д. с процитированным показанием Хвостова определенно указывает как будто на невозможность такого посещения21. Но на основании показания того же Хвостова Семенников делает вывод противоположный. Хвостов, между прочим, показал: «Несколько раз пробовал я говорить с Васильчиковой о Распутине: она тоже была в ужасе и говорила мне, что она больше о Распутине говорить не может, потому, будто бы, что ей грубо в Царском сказали, чтобы она не смела вмешиваться». Во втором сокращенном издании книги Семенникова, которым пользовался Чернов, нет ссылки на Хвостова. Чернов уже от себя дополнил автора, сославшись на письмо самой Царицы, которая написала своему мужу: «Мария Васильчикова живет с семьей в зеленом угловом домике и наблюдает из окна, как кошка, за всеми, кто входит и выходит из нашего дома… Она сказала графу Фред (ериксу), что видела, как Гр(игорий) сюда въезжал (отвратительно!). Чтобы наказать ее, мы сегодня пошли окольным путем, так, что она не видела, как мы выходили». «Надо думать, – комментирует Чернов, – что немцам надо было в интересах сепаратного мира проверить степень влиятельности Распутина при Дворе». Автору нет никакого дела до того, что в дни пребывания «Маши Васильчиковой» в Петербурге Николай II сам был в Царском Селе (вернулся 6-го) и, следовательно, жене незачем было писать мужу. Письмо, которое приводит Чернов, относится к 14 июня, т.е. к тому времени, когда Васильчикова «Маша» была в Берлине. К автору, столь неразборчивому в методах своих работ, нельзя предъявлять больших требований – более внимательный читатель писем А. Ф. легко убедился бы, что Маша Васильчикова и Мария Васильчикова (княгиня), о которой идет речь в письме 14 июня, разные лица. Хвостов, сознательно или бессознательно, также спутал обеих Васильчиковых (возможно, что здесь некоторая вина и стенограммы). Кн. Васильчикова