ведьмино отродье, помнишь про условия спора?

Где-то рядом раздался голос Златы.

– Видят люди, я такая терпеливая, но она же напрашивается…

Абсолютно не стесняясь подруга вслух доказывала, что ее удар правой рукой образумит ополоумевшую рыбину.

– Эй, стой, – приостановила серую. – С русалкой разобраться всегда успеем. – Эта недальновидная дура с нами живет. – Давай все же условия соблюдем.

– Ты, главное, мне ее труп принеси, – Волкова не шутила. – А сама решу, как с русалками справляться.

Ох, Милка, зря ты так с нами. Мы в целом нежные и безропотные… были…

– Слышала, – я прищурилась и взглянула на дочь морского царя. – Я бы на твоем месте так рьяно не выступала.

– Меня мнение прислуги не интересует, – девушка заплетала длинные волосы, но голос ее явно дрогнул.

Привыкла, дурная, на слабых нападать. А мы, воспитанные в детском доме, подобных ей на завтрак ели.

– Что за шум, а драки нет? – вбежал перед нами мужчина с повязкой на глазу.

С момента своего злополучного поступления запомнила, что это Михаил Матвеевич Контузов. Он был небольшого роста, до ужаса суетливый и в сюртуке, увешанном орденами. А если судить по методичке, то ветеран двух магических войн, бывший генерал войск и тот самый сумасшедший, обстрелявший противников лягушачьими лапками.

– Пф, да девки не успели просто, – гыкнул Богдан, а его поддержали остальные парни.

– А, – Профессор Контузов метнул зоркий взгляд на меня и русалку. – Замечательно, люблю, когда ненависть друг на друга переносят. Разбивайтесь в пары, будем ваши сильные стороны подмечать. Вы, милочки, – это он ко мне и Миле обращался, – вперед становитесь. Я даже водички налью. Ох, редко у нас ведьмы с морскими царевнами дерутся.

Его заразительный энтузиазм меня немного напугал. Обычно оно как происходит? Преподаватели драку разнимают, а  мужичок нас все больше подначивал.

– Запомни, Бабкина, она тебя прислугой обозвала. – И повернулся к Миле, – а ты, Моревна, не посрами родную фамилию, вам как в легендах написано?

– Любить, целовать и на дно опускать? – она тоже ошалела от действий Контузова.

– Любить не надо, – профессор поморщился. – Это раньше такая мода была, а сейчас все прилично и законом запрещено. Я вас научу, как подсечки делать и с толку сбивать.

– Михаил Матвеевич, – подняла руку из толпы Юсупова, – а мой папа говорит, что вы нас чему-то плохому учите. Какие, к черту, барышням подсечки?

О, хоть одна разумная мысль в этом сумасшедшем царстве хаоса.

– Отставить папу, – Контузов совершенно серьезно оборвал восклицание Дарьи. – Плохому не научу, но опыт передам однозначно.

И опять с воодушевлением принялся показывать русалке, как действовать при захвате. Мы не успели опомниться, а Милка уже валялась на, слава единорожкам, мате. Они волшебным образом образовались под нами.

Нет ничего более увлекательного, как смотреть на огонь, воду, и как падает твой противник. Жаль, что не от моей руки. Но Михаил Матвеевич насладиться увиденным не дал и бодренько пошагал ко мне, протягивая длиннющие пальцы.

– Ну, Баба-Яга, ты меня и без нравоучений уложишь, стоит только захотеть. – И он, помахивая ладошками, попер вперед, то опуская, то поднимая голову.

Вот только я не хотела. Смотришь на Контузова и улыбаешься как дура. Ну, ведь милейшей души человек. Пирата старого напоминает со склонностью ко всему французскому.

И что мне делать? Как приобретенный враг Милы, я не видела в старике оппонента. Древность надо уважать. Но женская дебильная солидарность и отчаянное желание хоть где-то проявить себя выскочили словно умалишенные.

Я побежала вперед на преподавателя и боднула его головой в грудь. Мужчины часто не ждут от женщин столь яростных жестов, предусмотрительно прикрывая пах, но Михаил Матвеевич не зря ел свой хлеб. Он двумя руками схватил меня за шею, наклонил вбок и уложил рядом с едва дышащей русалкой.

– Бабкина, мать тебя йети, тормозить ногами надо, а не головой, – похлопал себя по гортани. – Кто же так подставляется?

Мда, судя по всему, наше сражение с Милой стоило отложить, хотя бы до момента, когда мы чуть-чуть обучимся.

Контузов засобирал всех вокруг и начал объяснять движения. Кто бы знал, что в престарелом воине сил на тридцать три богатыря хватит?

– Помните, студенты, – он даже не вспотел через пятнадцать минут разминки, когда все несчастные ученики упали на траву. – Со знанием дела убить можно любого.

– Мы же не убивать сюда пришли, – с трудом проговорил Елисей, обливаясь потом, и тоже задыхавшийся от темпов. – А дела расследовать.

– Ой, вечно вы к словам привязываетесь, – отмахнулся от нас Михаил Матвеевич. – А если завтра война? А если завтра в поход?

– Так на это военная академия есть? – раздалось за мной.

Я обернулась и выяснила, что храбрецом выступил Богдан. За короткий миг успела усвоить, что противоречить Контузову себе дороже. Он за неполное занятие с пяток студентов на отработку отправил. И в отличие от Вячеслава Алексеевича, не кабинет драить, а круги по территории университета нарезать. А он вон какой обширный.

– Богдан Яколевский, отработка, – отрапортовал профессор. – Следует молчать, пока старшие выступают.

Парень воздал ладони к небу, но всевышние силы его не услышали. Если так пойдет и дальше, я физкультуру в школе буду воспринимать как легкую йогу для общего развития.

– Михаил Матвеевич, – во весь свой оскал улыбнулась Злата, а я со страхом ожидала язвительного вопроса. – А в методичке было сказано, что вы себе отдельных учеников отбираете, чтобы территорию обходить…

– Верно, волчица, – мужчина сновал по потоку студентов и дал команду отжиматься. – Кто за нашим спокойствием следить будет? Вы думаете, в сказку попали? – Честно, я бы и продолжала так думать, но напряженные, изможденные и ноющие мышцы верещали об обратном. – Да у нас конкурентов, как собак не резанных… тьфу ты, это не политкорректно, в смысле никто расслабиться не дает. То символ стянут, то белку сопрут.

– Какую белку? – шепнула ближайшему соседу, удивительно бойкому Марку в плане упражнения, но Контузов вопрос услышал и приподнял повязку над, кстати, совершенно здоровым глазом.

– Ох, неучи, – он устало потер лоб, поражаясь нашей необразованности. – Которая песенки поет и орешки все грызет. Идиотка пушистая, вечно свое местонахождение раскрывает.

– Здесь и такая есть? –  округлила я глаза, посматривая на отжимающегося рядом скандинава.

Может, Марк и русский, но витиеватая прическа мне покоя не давала. Вот для чего неформалы в нетворческие профессии прутся? В злополучной методичке было указано, что на территории Тридевятого царства и Академия Изящных искусств есть. Гитаристов там обучают, певцов, иконописцев. Нашу прозвали для краткости УПС, а их АЙ. Не высшие заведения, а междометия какие-то.

– Бабкина, разговорчики в строю, – воскликнул профессор. – Я из вас, дети, еще воинов сделаю. Никто от меня