жену и двоих малолетних сыновей-погодков. Прежде чем перерезать горло, бандиты изрядно поизмывались над своими жертвами. Кровь хлестала так, что ею были заляпаны все стены и потолок.

Жители наотрез отказывались говорить о случившемся, ссылаясь на ранний и крепкий деревенский сон. Но следователям было ясно, что убийство председателя райсовета и его семьи не что иное, как показательная казнь, чтобы запугать весь район. Украинским националистам удалось добиться своего в полной мере. Вот только надолго ли? Главные сражения впереди.

Военный прокурор в звании подполковника, прибывший в село во главе большой следственной группы, безуспешно пытался разговорить жителей. От него шарахались как от чумного. Едва ли не силой привели в сельсовет соседей убитого, где прокурор проводил допросы. В конце дня, совсем отчаявшись, он посмотрел на смурного полковника Михайлова и спросил:

– Так что будем делать, Алексей Никифорович? Ничего не говорят, а следов никаких.

Полковник Михайлов, выехавший на место с самыми серьезными намерениями – отыскать убийц в ближайшие часы и силами местных активистов укрепить советскую власть, – теперь понимал, что в ближайшие дни не сумеет сделать ни того, ни другого.

– Исполняйте, что положено, – буркнул невесело полковник.

Понимал, что обидел весьма неплохого человека, болевшего всей душой за порученное дело; смягчившись, продолжил не столь категорично:

– Не бывает так, чтобы свидетели отсутствовали. Кто-то вольно или невольно должен был увидеть произошедшее преступление. Так что ищите!

Военный прокурор лишь неопределенно покачал головой и распорядился:

– Давай следующего. Кто у нас там?

– Франко Ковальский, товарищ подполковник, – отозвался младший лейтенант. – Он вместе с убитыми жил.

– Давай его.

Полковник Михайлов решил остаться и послушать допрос; взяв стул, сел в самый угол комнаты.

Еще через минуту старшина привел в комнату парня лет девятнадцати, который буквально трясся от страха. В помещении было свежо, гулял сквозняк, и занавески, беременные ветром, надувались парусами.

– Как тебя зовут?

– Франко.

– Вот что, Франко. Ты ведь жил вместе с убитыми?

– Да.

– А кем ты им приходился?

– Для господаря, дядьки Петро, племинником.

– Вот даже как… Где ты был, когда убивали хозяина с семьей?

– На синовали спав. Ничого не чуял.

– Значит, спал на сеновале и ничего не видел и не слышал? А ты знаешь о том, что перед смертью их резали на куски. И они должны были так вопить, что просто закладывало уши, – негромко, но жестко произнес подполковник.

– Не знаю, – энергично затряс головой парень.

– А трупы кто увидел, ты?

– Не я. Сусидка зайшла, вона и сказала.

Даже непродолжительной беседы было достаточно, чтобы понять – парень лжет! И при этом сильно напуган. Ни разу не удалось поймать даже его взгляда: зрачок бегал по орбите, как шальной. Его буквально всего колотило от страха. Крупные руки не могли успокоиться: он то клал их на колени, а то вдруг сцеплял в крепкий замок.

Откуда мог взяться этот трепет, если к убийству он не имеет никакого отношения?

– А может, ты их убил? – неожиданно спросил подполковник, в упор посмотрев на свидетеля. – Так сказать, отблагодарил за гостеприимство.

– Ни! – в ужасе выкрикнул допрашиваемый. – Як же я мог?! То вони мне родня.

– Тогда кто это сделал?

Неожиданно он закрыл лицо руками и громко зарыдал. Не стесняясь, принялся размазывать по лицу слезы. Полковник не прерывал. Терпеливо дожидался, пока горе будет выстрадано. После встряски говорить станет намного легче. Вместе со слезами из человека вдруг начинает вылезать глубоко запрятанная правда. Порой она идет таким бурным потоком, что ни прервать ее, ни остановить невозможно.

Парень вытер рукавом слезы, оставив на коже слабые полоски размазанной грязи. Уверенно, как если бы принимал брошенный вызов, посмотрел прямо в глаза военному прокурору и твердым голосом, совершенно не похожим на тот, что был какую-то минуту назад, ответил:

– Я не знаю.

– Ах, вот оно как, – не сумел сдержать разочарование подполковник. – А может, это был Филин. Ты знаешь Филина?

– Я не знаю ниякого Филина, – в страхе закачал он головой.

– Арестовать его!

Два красноармейца, стоявшие у двери, слаженно сдернули Ковальского со стула и выволокли из избы.

– И что вы на это скажете? – спросил военный прокурор.

– Они скорее умрут, чем заговорят. А паренек этот вряд ли виноват. Но он определенно что-то знает.

В этот вечер следователями государственной безопасности и прокуратуры было допрошено три десятка свидетелей – ближайших соседей убитого председателя райсовета, – но ни один из них не пожелал разговаривать. Они краснели, бледнели, обливались потом, заикались, даже забывали слова, но упорствовали.

Не намеревался сдаваться и полковник Михайлов – распорядился задержать всех допрашиваемых как подозреваемых. Здесь нашла коса на камень. У кого крепче окажутся нервы. Поместили всех задержанных порознь, так чтобы им невозможно было сговориться. Для пущей убедительности во дворе школы, куда поместили упирающихся, разыграли спектакль: имитировали расстрел заключенных, видеть который они не могли, но зато прекрасно слышали все сопровождающие команды и слаженный громкий залп карабинов. А далее хладнокровное распоряжение:

– Загружай трупы в грузовик. По-быстрому!

– Есть, товарищ старший лейтенант… Поднимай его… Покрепче держи, чтобы не свалился. Тяжелый-то какой!

Раздавался глухой и мягкий стук упавшего тела о дощатый пол грузовика, а затем звучало удовлетворенное:

– Все правильно, здесь посвободнее, для других должно место остаться… Давай следующего тащи…

– Рядышком лежат, как на параде. Молодец, сержант. Кто тебя учил так ловко трупы складывать?

– Никто, товарищ старший лейтенант, просто я думаю, что в любом деле порядок должен быть, – отзывался бодрый тенорок.

Несмотря на негромкие голоса, какими говорили военнослужащие, акустика во дворе школы была почти театральной: доносила до камер каждое оброненное слово. Глядя на зарешеченные под самым потолком окна, Михайлов видел, как из них тонкими осязаемыми струйками к серому небу поднимается животный страх.

Оставался последний акт в незатейливой самодеятельной постановке, чтобы в должной мере произвести впечатление на тюремных слушателей, и старший лейтенант не подвел, басовито и громко посетовал:

– Сержант Анищенко, отвези расстрелянных в овраг у хутора Ветошки.

– Товарищ лейтенант, но там уже есть свежее захоронение.

– Ничего, как-нибудь спрессуются… А потом, лежать вместе как-то повеселее.

Громко хлопнули затворяемые борта грузовика. В тюремном дворе неровной волной поднялась кирпичная темно-красная пыль. Двигатель машины энергично затарахтел, кузов нервно затрясся и, гремя по асфальту тяжелой цепью, «Студебекер» выкатился на простор. Зловеще бухнули ворота, затворяясь, поставив в заключительном акте жирную точку. Теперь оставалось набраться терпения.

Ждать результата пришлось недолго. Через пятнадцать минут подошел дежурный офицер и доложил:

– Товарищ полковник, на допрос просятся пять человек.

– Сразу пять? Хм, неожиданно. Среди них есть Франко Ковальский?

– Есть. Он первый постучался.

– А кто еще четверо?

– Крестьяне из четвертой