Шрифт:
Закладка:
Постов Васька выставил три: ниже по склону, противу окаянной рощи; на закат, в глубину чащобы и к северу, вдоль ручья, в сторону, куда путь им далее лежит. И раз уж Крюков третьего охотника не вызвал, стало быть — сам пойдёт. То и вышло. Пока солдаты угрюмо шевелили справой, бряцая железами, капрал тоже сбирался: быстро, тихо и привычно оправляя снаряжение…
Угрюмая возня не укрыла от Васькиного уха сухой щелчок.
Мнилось, он даже слышал, как с шипением сгорает порох на полке, а уже стоял на ногах с пистолем в шуйце, стряхивая ножны со шпаги. Тут и грянул выстрел. Огненная вспышка мелькнула за деревьями на закате.
— Стерегись браты!
У костра замерли, присели. Вскочил Семиусов и тут же шлёпнулся тощим гузном. Тёмные комья окрест задвигались. Вскакивали солдаты и казаки из тяжёлого обморочного сна.
Бах! Второй выстрел.
И следом дикий вопль, как кричит в смертном ужасе человек. В ужасе и бессилии.
Замерли все. Оцепенели. Треснули в костре угли. Ветер донёс дымный запах сожжённого пороха. Крик не повторялся. Из чащи более не доносилось ни звука. Не ломались сучья. Не шелестела хвоя и редкий подлесок. Не слыхать скорой поступи нападавших.
— Капрал! — гаркнул Рычков. — В каре! Фас — на север!..
Из темноты наскочил дозорный со стороны заболоченной рощи. Глаза навыкате, жиденькие волосёнки свалялись, мокрый рот распялен, алеет пятном на совершенно белом лице. Чуть не вдарили в душу, не разбирая…
— Не бей меня, браты! Свой…
К круг неверного света посунулся Шило. Оскаленные зубы блестели, он на ходу впихивал за пояс пистоль…
— Становись, теля! — подгонял Крюков, — Живее, ну! Враз наскочут… Багинеты примкнуть!
Разобрались, стали, тиская ложа и рукояти. Замерли, запирая дыхание, вслушиваясь и таращась в темноту. Багряные, затихающие блики скакали по ближним стволам, словно рыжие белки. А за ними, из темноты, казалось, глядели тяжело и злобно. И вот оне, вкруг затухающего костра, бери — не хочу. А над головами, уцепившись в колючих высоких кронах, застрял последний крик и… ничего.
Ни ломкого треска, ни шороха, ни стона…
Как и «не бысть ничтоже»…
— В кого палил, десятник?! — оборвал паутинную тишину Рычков.
Шило перебрался ближе.
— Не разобрал толком, господин асессор, — сказал казак. — Далече, да и то, как угадал — не весть. Я ведь за Стручка в полной надёже пребывал. Как за себя. Он такой, охулки на руку не положит. А тут, словно чёрт какой меня за чекмень ухватил. Я то и глянул…
Он взялся снаряжать пистоль, споро орудуя коротким шомполом.
— Ну?!
— Вот те и ну! Сказываю же — не разобрал. Только вдруг помнилось, что в аккурат возле Стручка, темнота меж стволов зашевелилась. Гуще сделалась, непроглядней, словно подьячий чернил туда своих пролил. Я и вдарил… Крикнул сполох, и Стручок пальнул, а вот заряда огненного я не видал, как закрыло вспышку чем-нито… И заголосил брате…
Казак с силой загнал пулю в ствол, и аккуратно прикрыл полку.
Лес стоял кругом недвижно, тихо. Ветер донёс кислую пороховую гарь. В костре треснуло…
— Идтить надобно, — сказал Шило. — Поглядеть…
Резон, смекал Васька, инако до свету стоять в ушах будет этот крик, жилы тянуть и кишки на кулак наматывать. Хуже и быть не может.
— Ладь факелы, — сказал он. — С головнями не много углядим.
Поворотился к неровному строю.
— Ну, кто охотники в рекогнацию? Отзовись у кого фузея из рук не валится!
Дрогнули, зашевелились, завертели головами на соседа, но нашлись. Остатние казаки, числом три и давешний солдатик-дозорный, что вызвался не то от страха, не то от стыда за давешний страх свой, но теперь на Рычкова глядел ясно и не дрожал голосом. Пока Шило ворочал походные торока, выискивая смолёное рядно, Васька нацепил ножны, обновил пороха на полках пистолетов…
— Капрал, — позвал.
Крюков надвинулся, пригнул голову.
— Коли выйдет у нас стычка — выступать на выручку, только выжди самую малость. Ежели засвищу, стало быть супротивника куда как более числом. И тогда стоять тебе здесь, как стоишь. Не бежать, понял ли?! Кто там есть и есть ли, где, сколько — не бежать!
— А не успеешь знак подать, господин? Это как тогда выйдет?! — голос у капрала ровный и глухой — бу-бу-бу, — не из страха спрашивал, всякий чин командный наперёд угадать должен. Всё предвидеть, предусмотреть…
— Успею, — хмыкнул Рычков. — Однако ж ты и сам не зевай. То и обманный манёвр может статься был… Шумнуть в одном месте — ударить в другом.
Капрал надвинул треуголку глубже.
Диспозиция у них была такая. Горка, где стали биваком на самой маковке, к ручью на восход обрывалась крутенько, с уступами. От рощи-капища — подъём был пологий и длинный, почитай что голый, ни считая кустарниковой черёмухи и волчьего лыка. К западу местность повышалась, яг густел подлеском, а сосны уступали место разлапистым елям. На север, вдоль ручья — напротив, опускалась, но не столь круто как к ручью и ровнее. Может, оттого что Шило стоял выше и в стороне от макушки холма он и разглядел что-то…
Одно понятно, нападавших, кто бы оне не были, — числом немногим более охотничков. Инако же вдарили бы сразу после сполоха: приблизились, покрыли повскакавших огненным боем, или — что вернее, — попятнали стрелами и немедля в сшибку, на грудь. Васька так бы и поступил, коли не удалось часового убрать тайно и к биваку подобраться на шпагу. Отвлекали там, со стороны Стручка, нет ли — значения не имело: неприятель должен был врываться в сонный разморённый лагерь на спине Шила, или того — лопоухого. А посему, стало быть, мало их, даже супротив их жиденького «каре» из дюжины душ. Теперь уже не чёртовой… Но и угодить в немалую засаду — тоже резон. А ну ворог терпеливей: затаился, выжидает как разделится ватага — должны же сидельцы разведать что и как, — тут их и дави. Разведчиков — в ножи, а остатних уже как придётся: залп и сшибка. Костёр бы затоптать, не то воинство его как в вертепе балаганном. И без света нельзя…
Эх, далеко дозоры расставил. В десяти косых сажень, далеко…
— Крюков, — Рычков удержал капрала за рукав. — Ты вот чего. Мы без света пойдём поначалу, тишком. Как ниже скроемся, отводи свой отряд на запад, на дозорное место десятника, да ползком от света, ползком, понял ли? — Разглядел ответный кивок и продолжил, — Перед тем навалите в костёр дров — всё что осталось. Пока занимается — пригаснет, вот тут вы и отходите. На месте становитесь