Я крепилась, правда! Но сколько можно?

— Доброе утро, — Гордей появляется передо мной в одних спальных шортах. Волосы взъерошены и торчат в разные стороны, на щеке след от подушки, — сколько времени?

— Восемь, — прохожу мимо него в квартиру, — вау.

Не знаю в какой период жизни он делал в квартире ремонт, но это точно был эмоциональный спад. Или просто он гот.

Все оттенки серого и чёрного, стиль брутальный лофт.

— Это что, камень? — ударяю металлическим каблучком по полу.

— Да, — дверь за моей спиной с шумом захлопывается, — ты явилась в восемь утра для того, чтобы выяснить из чего у меня постелены полы в квартире?

— И стена из темного стекла, ух ты, — обхожу хрупкую перегородку, за которой обнаруживается кухня, — вау.

— Что на этот раз? — Гордей шагает следом. Уперев руку в бока, раскачивается на пятках.

— Какое все мрачное, — с восторгом провожу по шершавой штукатурке стены. Столешница из чёрного гранита, кухня темно-серая, — жуть.

— Спасибо, — зевая, Гордей растирает лицо ладонями, — ты вчера говорила, что меня в твоей жизни много, — напоминает он.

— Угу, — ставлю бумажный пакет на кухонный островок, — я и не отказываюсь. Тебя в моей много, в меня в твоей мало…. Так что я решила сжалиться и порадовать тебя, — кружусь вдруг своей оси в экстремально коротком жёлтом платье. Юбка у него летящая, так что бедра открываются как надо.

— Дразнишь, — Гордей сглатывает тяжело, — совсем совести нет, феечка?

— Что за дурацкое прозвище? — складываю руки на груди, медленно постукивая ножкой.

— В этом платье могу называть тебя пчела, хочешь?

— Нет, — резко разворачиваюсь к столу.

— Что в пакете? — сзади к моей спине прижимается мужская грудь. Ладони нетерпеливо ощупывают живот и бедра.

— Больше не будешь изображать из себя джентльмена? — хмыкаю, пытаясь стряхнуть с себя загребущие наглые ладони.

— Макс, имей совесть, — цедит сквозь зубы. Горячие губы жадно всасывают кожу на моей шее и я инстинктивно выгибаюсь. Ягодицы ударяют в возбуждённый каменный пах.

— Блядь! — в его голосе столько боли, что мне почти его жаль. Почти.

На самом деле я прекрасно понимаю, что вертеть своей задницей перед голодным до секса мужиком, а Гордей именно такой, опасно. Он же может сорваться. И тогда…

От мысли, что может быть при таком раскладе в пот прошибает. В трусах болото.

Откуда? Почему? За что?

Я искренне считала себя холодной женщиной, с атрофированным либидо. Ошиблась.

Очень жестоко.

— Круассан хочешь? — вынимаю из пакета булочку, — он с клубникой, — пальцы подрагивают от напряжения.

— Макс, — Гордей разворачивает меня к себе, руки по обе стороны от моих бёдер упираются в столешницу, не давая сбежать, — позволь мне хоть что-то. Ты пришла утром в своем блядском наряде не просто так. Ммм?

— Позволить? — невинно хлопаю глазами.

— Да. Иначе не отпущу, — мне кажется или в его голосе отчаяние?

— Ну, — тяну я, — ладно. Раз сама пришла и все такое… пусть будет, — смотрю вниз, облизывая губы, — оральный секс.

— Спасибо, Господи, — жмурится Гордей. — Я бы никогда не стал тебя принуждать. Но если ты сама хочешь, то давай продолжим наш секс минетом, — а начали мы массажем моей кнопочки у меня дома, типа? Ну-ну…

— Эм, — возмущённо округляю рот, — я не буду делать тебе минет. С какой стати? У нас не тот этап отношений и вообще.

— Что? — тут от возмущения задыхается он, — да ты же сама только что…

— Пффф, я не о том. Ты неправильно меня понял, — отделяю длинную прядь и наматываю на палец, — ты когда в массажку ходишь, экстра услугу заказываешь? — смотрю на него проникновенно.

— Массажку? Моя мама так расчёску называет, — на лицо полное непонимание и девственность в очевидном вопросе. Мда, что ж ты за мужик такой, Гордей, если массажка для тебя — это мамина расческа.

— Салон эротического массажа, — выговариваю медленно, — ты прикалываешься или реально не в курсе?

— Да, бля… теперь понял, — поджимает губы, — и?

— Что и? Экстра-услуга у такой массажистка какая? — играю бровями. Давай, Гордей, не тупи.

— Минет? — переспрашивает осторожно.

— Какой минет? Что ты заладил? Нельзя никакой минет делать в таком салоне, вообще-то девочки там не проститутки.

— Ни хуя не понял.

— В конце сеанса за дополнительную плату массажистке можно отлизать.

— Не понял, — Гордей завис, — почему куни можно, а минет нет?

— Ну ты и деревня. Массажка — это тебе не проститутошная. Клиенты — люди приличные, — хмыкаю, — в основном богатые женатые мужики.

— Понятно, почему меня там не было, я ж женат не был, — хлопает себя по лбу, изображая озарение, — но ты продолжай, очень интересно.

— Так вот, мужчины приходят туда чтобы расслабиться, выговориться. И многие из них не хотят изменять жёнам. Ну вот бывает такое.

— А куни не измена? — в голосе Гордея полно сарказма.

— Ну… как бы не секс.

— Что, блядь?

— Девочки так рассказывают. Ну они же мужчине ничего не делают в районе гениталии. Даже руками, — назидательно машу пальцем, — получается он в сексульном плане не получает ничего.

— И сколько стоит?

— В среднем 5 тыс. час.

— А ты хорошо осведомлена, — кивает лохматой головой. Глаза наливаются чем-то нехорошим. Злостью, что ли?

— Ну так ещё бы, перед продажей девственности думала сначала в массажку пойти.

— И почему передумала?

— Пять — восемь клиентов в день по пять тысяч рублей с каждого. Кстати, комиссию салону не забывай, но, кстати, бывает ещё чай… Короче, в месяц в среднем 500 тысяч, это где-то шесть с половиной тысяч баксов. Но и мужиков 100 штук, если брать два выходных в неделю. А тут девственность двадцать тысяч баксов и один мужик, — развожу руками.

— Вот если с этой стороны смотреть, — Гордей цокнул, — я бы тоже в массажку не пошёл, — очень прагматичное решение, Макс.

— Ну так я о чем! — лучезарно улыбаюсь. — Ух, ты, — вскрикиваю, — а это кто такие?

Глава 05 2. Сатисфаер пингвин про…. Забавная кличка

Мой интерес молниеносно переключается на двух борзых котов, которые вразвалку вываливаются из спальни.

— Ты их под интерьер подбирал? — восхищенно таращусь на голубых британцев. Окрас у них насыщенно-серый, глаза желтые, шерсть плотная и блестящая. Гордей молодец, хорошо о них заботиться, — дай потискать, дай! — нетерпеливо рвусь к кошакам.

Они меня тут же окружают, нюхают, хвостами своими о мои голые ноги трутся.

— Боже, Гордей, они такие чудесные, — присаживаюсь на пол и красавчики тут же наперебой щемятся ко мне на колени. Мурчат, в руки носами тыкаются, — такие ласковые. Это же для британской породы большая редкость, — как могу беру обоих