Он знал? Он мог читать мысли? Мне всегда казалось, что он знал все заранее и как это исправить, но я просто списывал это на то, что он великий политик.

Ладно, может я был слишком большим параноиком.

Я выдавил улыбку.

— Отец, рад тебя видеть.

Отец встал, и мы обменялись крепкими рукопожатиями. Отец всегда был изысканным в своем костюме, который, как я знал, стоил как моя рента, и с седеющими волосами. У него было несколько морщин вокруг глаз, но это было единственным признаком его возраста. Он не курил, редко пил и несколько дней в неделю проводил в тренажёрном зале. Для человека в возрасте пятидесяти лет он был в хорошей форме.

— Трей, рад, что ты смог прийти. И Моника… — Его слова затихли, а улыбка расширилась, когда он отпустил мою руку и обхватил мою невесту в крепком объятии.

Я попытался сдержать вдох. Слишком сильные объятия не могли навредить беременной женщине. Не так ли? Я действительно мало знал о беременных. Я должен был заставить ее сходить на встречу с доктором днем, а сам еще больше времени провести с гуглом. Когда отец отпустил Монику, я выдвинул стул для нее и медленно его задвинул, сев рядом с ней. Отец занял свое место, но стул рядом с ним был свободен.

— Где мама? — спросил я.

Произнося «мама», я почувствовал ее руку на своем плече и, посмотрев вверх, увидел ее, стоящую позади меня.

— Разве леди не может устроить перерыв на дамскую комнату? — спросила она, смеясь. У мамы было все, что должно быть у типичной жены политика. Или как, некоторые говорят — Степфордской жены. С волосами цвета блонд и лицом, наполненным коллагеновыми инъекциями. Несмотря на то, как она выглядит, я всегда беспокоился о своей матери.

— Извини, мам, просто хотел убедиться, что ты здесь. — Я улыбнулся, похлопывая ее по руке.

— Я бы не пропустила обед с вами обоими, какими бы ни были сумасшедшими фотографы. — Она положила другую руку на плечо Моники, и я заметил, что Моника глубоко вдохнула и выдохнула только тогда, когда мама села за другой конец стола.

Отец ненавидел сотовые телефоны за столом, но я должен был знать, была ли Моника в порядке, и я точно не мог спросить об этом вслух. Я ненавидел сокращать текст так же, как папа текстовые сообщения, но я не мог видеть телефон из-под стола, поэтому я сделал все, что мог.

«В порядке?»

Моника посмотрела вниз на свой телефон перед тем, как положить его в свой кошелек.

— Надеюсь, вы не возражаете, но я тоже собираюсь использовать уборную. — Моника встала, разглаживая свое платье.

— Ты себя чувствуешь хорошо, дорогая? — Отец посмотрел на Монику, приподняв брови. Парень всегда мог насквозь видеть все оправдания и прикрытия.

— Да, простите, не очень хорошо себя чувствую. Может, это грипп, который ходит вокруг или еще что-то в этом роде. — Она затихла на последних словах, а затем быстро отошла от стола и практически побежала к туалету.

— Надеюсь, она в порядке, — сказала мама, глядя на мелькание красных волос Моники, пока та не исчезла за углом.

— С ней все будет в порядке. Ей было плохо на работе, но она не хотела пропустить ужин, — сказал я, пытаясь держать свой голос нейтральным. Мой телефон завибрировал в кармане, и я медленно достал его.

Моника: «Прости, я почувствовала парфюм твоей мамы. Просто пытаюсь собрать себя в кучу».

— Что-то должно быть ужасно важным, раз ты нарушаешь мое принципиальное правило об использовании телефонов за ужином, — сказал отец.

— Прости, — извинился я, — просто в офисе возник вопрос о кампании в инстаграм.

— Социальные сети сейчас управляют миром, не так ли? — задал вопрос отец, хотя это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да, это так. К счастью, у тебя есть лучшая команда социальных сетей.

Отец улыбнулся, но это была вынужденная улыбка, как будто он пытался выяснить какой трюк я пытаюсь провернуть. Я не был пьяницей. Никогда. На мой двадцать первый день рождения я пошел гулять со своим братом по братству Джоном, а закончилось это тем, что я выпил только один напиток, и ему пришлось тащить меня домой. Но сегодня? Сегодня я хотел выпить целую бутылку чего угодно, лишь бы сбежать от реальности.

Моника вернулась к столу как раз тогда, когда официантка принесла нам меню. Я посмотрел его, но уже знал, что хотел заказать мясо, поэтому не было причины смотреть дальше. К тому времени, когда официантка вернулась, казалось, что все уже определились и я немного успокоился. Пока не пришло время делать заказ Монике.

— Я буду гребешки, — сказала она, передавая официантке меню.

— Ты уверена? — спросил я, приподняв бровь и пытаясь не быть слишком очевидным. Я читал кое-что о том, что беременные должны были есть, и думал, что морепродукты под большим запретом.

— Вы даже еще не женаты, а ты уже говоришь Монике, что есть? Я думаю, ей это не понравится, — засмеялся отец.

— Да. Это то, что сейчас хорошо звучит для меня в связи с моей болезнью, вы понимаете, — сказала она сквозь зубы.

— Да, но с твоей болезнью, ты, вероятно, не захочешь есть морепродукты, — сказал я, надеясь, что она поймет намек.

Моника моргнула один раз, затем второй, сузила глаза.

— Хорошо. Как насчет мяса средней прожарки?

— Или хорошей. Знаешь, лучше ничего слишком розового.

— Если захочу, то буду розовое. — Ее лицо стало хмурым. — Или ты предпочитаешь голубое?

— Я дам вам еще пару минут, мадам, — сказала официантка, нервничая и уходя прочь.

— Трей, что с тобой случилось? Официантка скорее всего вернулась на кухню, чтобы написать в твиттере или фэйсбуке всем своим друзьям о все контролирующем губернаторском сыне, — тихо прошипел отец, наклонившись над столом.

Я покачал головой, посмотрел вниз на свои колени и сделал глубокий вдох через нос. Я всегда знал, что сказать в сложных ситуациях, но в этот раз был в тупике. Я словно забыл все слова.

Моника сказала. Ее слова были чуть громче шепота.

— Я беременна.

— Что?

Я поднял глаза и увидел, как расширяются глаза мамы и отца, а затем вернул свое внимание на Монику и взял ее за руку.

— Мон, ты не обязана делать это прямо сейчас.

Одна слеза скатилась по ее щеке, и она вытерла ее свободной рукой.

— Обязана. Мы должны. Нельзя скрывать это или пытаться вести светскую беседу. — Она обратила свое внимание на маму с папой. — Я беременна. Мне очень жаль.

Казалось, мы сидели в тишине целую вечность. Воздух был плотным