Шрифт:
Закладка:
13. Ур-фашизм строится на качественном (квалитативном) популизме. В условиях демократии граждане пользуются правами личности; совокупность граждан осуществляет свои политические права только при наличии количественного (квантитативного) основания: исполняются решения большинства. В глазах ур-фашизма индивидуум прав личности не имеет, а Народ предстает как качество, как монолитное единство, выражающее совокупную волю. Поскольку никакое количество человеческих существ на самом деле не может иметь совокупную волю, Вождь претендует на то, чтобы представительствовать от всех. Утратив право делегировать, рядовые граждане не действуют, они только призываются – часть за целое, pars pro toto – играть роль Народа. Народ, таким образом, бытует как феномен исключительно театральный.
За примером качественного популизма необязательно обращаться к Нюрнбергскому стадиону или римской переполненной площади перед балконом Муссолини. В нашем близком будущем перспектива качественного популизма – это телевидение или интернет, которые способны представить эмоциональную реакцию отобранной группы граждан как «суждение народа».
Крепко стоя на своем квалитативном популизме, ур-фашизм ополчается против «прогнивших парламентских демократий». Первое, что заявил Муссолини в своей речи в итальянском парламенте, было: «Хотелось бы мне превратить эту глухую, серую залу в спортзал для моих ребяток». Он конечно же быстро нашел гораздо лучшее пристанище для «своих ребяток», но парламент тем не менее разогнал.
Всякий раз, когда политик ставит под вопрос легитимность парламента, поскольку тот якобы уже не отражает «суждение народа», явственно унюхивается запашок Вечного Фашизма.
14. Ур-фашизм говорит на новоязе. Новояз был изобретен Оруэллом в романе «1984» как официальный язык ангсоца, английского социализма, но элементы ур-фашизма свойственны самым различным диктатурам. И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложного критического мышления. Но мы должны уметь вычленять и другие формы новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток-шоу Перечислив возможные архетипы ур-фашизма, закончу вот чем. Утром 27 июля 1943 года мне было сказано, что по радио объявили, что фашизм пал и Муссолини арестован и чтобы я пошел купил газету. Я отправился к киоску и увидел, что там полно газет, но у них незнакомые названия. Затем я прочитал заголовки передовиц и осознал, что в разных газетах написаны разные вещи. Тогда я купил одну из них, наудачу, развернул и прочитал на первой странице декларацию, подписанную пятью или шестью политическими партиями, среди которых были Христианская демократическая, Коммунистическая партия, Социалистическая партия, Партия действия, Либеральная партия. До этой минуты я полагал, что на страну полагается иметь по одной партии, в частности в Италии партия называется Национальной фашистской. И вот я обнаружил, что в моей стране одновременно имеют место несколько партий. И не только. Так как я был смышленым подростком, я сказал себе, что никак невозможно, чтобы все эти партии учредились вот так, за одну ночь. Значит, подумал я, они существовали прежде на подпольном положении.
Декларация возвещала о конце фашистской диктатуры и восстановлении в стране свобод:
свободы слова, печати, политических объединений. Эти слова – «диктатура», «свобода» – о господи, впервые за всю жизнь я их прочел. Благодаря этим словам я переродился в свободного западного человека.
Мы обязаны всегда иметь в виду, что смысл этих слов не должен снова забыться. Ур-фашизм до сих пор около нас, иногда он ходит в штатском. Было бы так удобно для всех нас, если бы кто-нибудь вылез на мировую арену и сказал: «Хочу снова открыть Освенцим, хочу, чтобы черные рубашки снова замаршировали на парадах на итальянских площадях». Увы, в жизни так хорошо не бывает! Ур-фашизм может представать в самых невинных видах и формах. Наш долг – выявлять его сущность и указывать на новые его формы, каждый день, в любой точке земного шара. Передам опять слово Рузвельту. «Решусь сказать, что, если бы американская демократия прекратила развиваться как живая сила, которая старается днем и ночью, мирными средствами, совершенствовать условия существования граждан нашей страны, влияние фашизма у нас бы, безусловно, возросло» (4 ноября 1938 г.). Свобода и Освобождение – наша работа. Она не кончается никогда. Пусть же нашим девизом будет: так не забудем.
О прессе
Глубокоуважаемые господа сенаторы, я собираюсь представить вам cahier de dol é ances[9] по поводу состояния итальянской прессы, в частности в ее взаимоотношениях с политическими кругами. И делаю я это не заглазно, а пред лицом представителей печати; повторяю именно то, что писал и публиковал с 1960-х годов и поныне в итальянской периодике. Этим подтверждается, что мы живем в свободном государстве, где несвязанная и непредвзятая пресса предает суду все и вся и самое себя.
Функция четвертой власти – несомненно, контролировать и критиковать три традиционных вида власти (имеются в виду власть политическая, власть экономическая и власть партий и профсоюзов). Такое, опять же, возможно лишь в свободном государстве, где критика не наделяется репрессивной функцией. Средства массовой информации влияют на политическую жизнь страны, лишь формируя общественное мнение. В то же время и традиционные виды власти контролируют и критикуют массмедиа лишь через посредство тех же массмедиа, в противоположном случае вмешательство властей является санкцией, исполнительной, законодательной или судебной; а это может происходить, только когда массмедиа нарушают правопорядок или расшатывают политическую или государственную стабильность.
Поскольку, однако, сами массмедиа, а в нашем с вами случае печать, не должны пребывать вне критики, неоспоримое условие демократии – чтобы печать периодически ставила под вопрос самое себя.
Но одной постановки под вопрос недостаточно. Хуже того, подобное поведение может составить замечательное алиби, или, говоря довольно резко, работать в смысле «репрессивной толерантности» (термин Маркузе): совершив акт самобичевательной непредвзятости, пресса уже не чувствует потребности в самопреобразовании. Лет двадцать назад журнал «Эспрессо» заказал мне большую критическую статью о том же «Эспрессо». Считайте это неуместным скромничаньем, но я убежден, что если «Эспрессо» с той поры и улучшился, заслуги моей статьи в этом никакой нет, а есть одна природная эволюция. Моя статья, насколько помню, имела результат «где сядешь, там и слезешь».
В данный момент я не собираюсь клеймить прессу за ее нападки на политиков, представлять политические круги как несчастную жертву произвола со стороны прессы. Наоборот, полагаю, что политический мир в полной мере разделяет с прессой ответственность за ситуацию, которую я пытаюсь обрисовать.
Далее. Не ропщу, как любят делать провинциалы, что худо только то, что происходит в нашем околотке. И не хотел бы выглядеть как та же