Когда Уоррену исполнилось три года, у них родилась сестра Роберта, известная как Берти. К тому времени «исправить уже ничего было нельзя», ни для него, ни для Дорис: их души сильно надломились.

Дети никогда не просили помощи у отца, хотя знали, что он в курсе приступов Лейлы. Говард говорил: «Мама вышла на тропу войны», что означало приближение вспышки гнева, но никогда не вмешивался. Обычно Лейла взрывалась, когда муж не слышал, и не направляла ярость на него.

В это время Небраска погружалась в беззаконие. В Омахе процветала подпольная торговля спиртным. Фермеры, у которых отнимали заложенную землю, объявили акцию гражданского неповиновения. Пять тысяч фермеров выдвинулись в Линкольн, к Капитолию штата. Тогда был поспешно принят законопроект о моратории на взыскания по закладным фермеров.

В ноябре 1933-го холодные ветры принесли песчаные бури. А летом 1934-го температура в Омахе поднялась до 48 градусов. Чтобы не испечься в собственных домах, люди спали на заднем дворе, разбивали лагеря на травянистых лужайках возле школ и государственных учреждений. Уоррен накрывался мокрыми простынями, но ничто не могло остудить раскаленный воздух, поднимавшийся в его комнату на втором этаже.

Вдобавок к этому случилось нашествие кузнечиков, которые сжирали высохшую кукурузу и пшеницу[58]. Джон Шталь, отец Лейлы, в том же году перенес инсульт. Навещая деда в Вест-Пойнте, Уоррен слышал стоящий в воздухе хруст, издаваемый прожорливыми насекомыми. Они сжирали живые изгороди, вывешенное белье и даже друг друга, забивались в двигатели тракторов и тучами висели в воздухе, затрудняя видимость на дорогах.

В начале 1930-х действительно было чего бояться, помимо нависшего над страной страха развала экономики. По Среднему Западу бродили подражатели известных гангстеров – Аль Капоне, Джона Диллинджера и Малыша Нельсона, грабя и без того дышащие на ладан банки. Родителей тревожили бродяги и цыгане, проезжавшие через город, поэтому детей запирали в домах. Летом закрывались общественные бассейны из-за страха перед «детским параличом», который вызывал вирус полиомиелита[59]. И все же закаленные неприятностями жители Небраски реагировали на бедствия, оптимистично стиснув зубы.

Многие в те годы пострадали, уровень жизни упал, но Говард сумел подняться в более обеспеченные слои среднего класса. «Даже в те трудные времена, – вспоминал он, – мы жили скромно, но неотступно продвигались вперед». Говоря об этом, он и правда немного поскромничал.

Пока 50 человек жаждали получить работу водителя продуктового фургона компании Buffett & Son за 17 долларов в неделю, Говард своим упорством в обивании порогов добился успеха брокерской фирмы, которая теперь называлась Buffett & Co.

Во время забастовок водителей трамваев и прочих беспорядков 1935 года в Омахе ненадолго ввели военное положение, а Говард купил новенький «Бьюик». Он стал активно участвовать в политической деятельности местных республиканцев. Год спустя, когда тень Великой депрессии еще не рассеялась, Говард построил для семьи большой двухэтажный дом в Данди, пригороде Омахи[60].

Когда семья готовилась к переезду, Лейла получила известие, что ее брат Марион, преуспевающий 37-летний нью-йоркский адвокат, заболел неизлечимой формой рака. Марион умер бездетным в ноябре того же года. Семью опустошила эта утрата, но еще одной плохой новостью стал повторный инсульт у отца Лейлы, который серьезно подорвал его здоровье. Сестра Лейлы, Бернис, ухаживала за ним дома, но все больше погружалась в депрессию.

Лейла не желала попадаться в ловушку семейных бед. Она собиралась выкарабкаться, несмотря ни на что, и создать нормальную жизнь с нормальной семьей. Она спланировала переезд и купила новую мебель. Теперь, когда положение семьи значительно улучшилось, Лейла наняла приходящую домработницу, Этель Крамп.

С младшей дочерью, Берти, у Лейлы установились намного более здоровые отношения – сказался опыт материнства и растущее благополучие семьи. Промежутки между приступами гнева сократились. Берти знала, что у мамы вспыльчивый характер, но, по ее словам, всегда чувствовала, что мать ее любит. Уоррен и Дорис никогда этого не ощущали. Кроме того, очевидная привязанность Лейлы к Берти только усугубляла их переживание собственной ненужности.

На новом доме Баффеттов процветание семьи отражалось весьма заметно. Но детям Лейла продолжала покупать экономные, практичные подарки: одежду с распродажи, которую нельзя вернуть, и предметы первой необходимости. Ничто из этого не могло всколыхнуть детское воображение.

Однажды Уоррену вручили крохотную железную дорогу с колеей в полтора сантиметра, в которой поезд двигался по кругу. Но он мечтал о шикарной железной дороге, которую видел в универмаге. Там множество составов, поворачивая у мигающих семафоров, поднимались по заснеженным холмам и ныряли в туннели, проносились мимо крошечных деревушек и исчезали в сосновых лесах. Но максимум, что он мог купить – каталог с ее изображением, чтобы сидеть над ним и фантазировать. Будучи интровертом, Уоррен часами листал этот каталог.

Примерно в шесть лет Уоррен увлекся измерением времени в секундах и отчаянно мечтал о секундомере. Элис, сестра Говарда, которую мальчик любил больше других родных, понимала, что такой серьезный подарок не стоит дарить просто так. Она всегда окружала Уоррена теплотой и заботой, проявляла интерес к каждому его занятию и придумывала, как его замотивировать. Она поставила условие: он должен съесть спаржу или другую полезную еду. В конце концов часы с секундомером Уоррен получил.

Он брал их и звал сестер смотреть новую игру, которую придумал. Наполнив ванну водой, на ее плоском бортике он выстраивал в ряд стеклянные шарики. Каждому из них давал имена. Затем сбрасывал в воду и щелкал секундомером. Они, гремя, мчались вниз, подпрыгивали, когда попадали в воду. Шарики гнались друг за другом по направлению к сливной пробке. Когда первый касался ее, Уоррен останавливал секундомер и объявлял победителя. Сестры смотрели, как он снова и снова запускает гонку, пытаясь улучшить рекорд. Шарики никогда не уставали, секундомер никогда не ошибался, и, в отличие от зрителей, Уоррен никогда не скучал из-за множества повторений.

О числах теперь Уоррен думал всегда, даже находясь в церкви. Проповеди ему нравились, но во время остальной службы он коротал время, вычисляя продолжительность жизни сочинителей религиозных гимнов по датам их рождения и смерти, указанным в сборниках. Долгая жизнь казалось ему значимой целью. Но обнаружилось, что от благочестия жизнь не удлинялась, поэтому он начал скептически относиться к религии.

Гонки шариков в ванне и выводы о сочинителях гимнов научили Уоррена ценному навыку: рассчитывать шансы. Осмотревшись, он понял, что возможности для расчета есть повсюду. Главное, собрать побольше информации.

7. День перемирия

Омаха, 1936 – 1939