Шрифт:
Закладка:
– За кого пойдёшь?
Нежата развернулась, и кончик её косы мазнул Военега по руке. Воевода вздрогнул и отшатнулся, словно его ударили. Нежата с трудом сдержала победную улыбку.
– Тебе не скажу. Ты меня обижаешь, в светлицу врываешься, давишь на меня, будто лучше тебя женихов во всём свете не сыскать. Вот сыщу, и увидишь, когда будешь на свадьбе моей гулять.
Военег потянулся к ней, будто хотел схватить за локоть, но Нежата ловко увернулась, да так, что и не поймёшь, умышленно отстранилась или так само получилось.
– Царицей будешь! – рыкнул Военег, теряя терпение. – Кто ещё тебе такое предложит? Скажи мне, кто?! Самоцветами тебя осыплю, Стрейвинские земли подарю, а тех, кто посмеет колдуньей назвать, на кол сажать буду!
– Так разве смеет кто-то называть?
Нежата села на сундук и склонила голову, рассматривая Военега. Ах, страшен он всё-таки был, но и красив, как бывает страшна и красива ночная гроза. Ей нравилось его дразнить, но всё же душой царевна не кривила: не пошла бы за него, только за другого, за того, кто зеркало ей подарил, а вместе с ним – и колдовскую силу.
– Смеют, царевна. Ходят разные толки, я бывал в деревнях, слушал. Болтают, будто ты лягушкой оборачиваешься и бегаешь к чародею миловаться. Я все слухи вырежу. Не посмеют больше языками чесать.
– Меня забавляют слухи. Пускай люди говорят, нужно же развлекаться и кем-то детей пугать. Пусть царевной и пугают.
Военег мучился, смотрел на неё и будто не мог подобрать верных слов.
– Ружан злой человек, – наконец выдавил он. – Как и мой Рагдай. Если станет Ружан царём, что они с тобой сделают? Не отправят ли в монастырь? А со мной под защитой будешь, что бы ни случилось.
– Ах, как ты заботишься обо мне, Военег! – мурлыкнула Нежата и наигранно робко взяла воеводу за грубую руку, покрытую шрамами. – Но есть у меня тот, кто позаботится даже лучше тебя. Да всё равно ты не подарок – не ты ли говорил, что готов убить моих братьев, чтобы самому царём стать? Что сказал бы на это мой бедный отец?
Нежата стиснула руки Военега и потянулась к нему, будто хотела поцеловать, а воевода сам оттолкнул её, развернулся и прорычал:
– Ядовитая ты девка, царевна Нежата. Как бы твой яд саму тебя не отравил.
Он вышел из светлицы, даже не обернувшись.
Ружан умел вязать узлы – сколько ни дёргался Ивлад, как ни напрягал мышцы, как ни пытался выскользнуть, а верёвки держали крепко.
Босые ноги онемели от холода, но в остальном Ивлад не чувствовал себя замерзающим. Сперва, когда Ружан натёр его голую грудь снегом, Ивладу показалось, что он умрёт уже очень скоро – стало так страшно и тоскливо. Нередко в деревнях мужья привязывали зимой в лесу неверных жён – пускай забирает их ледяной колдун. Если ночью стоял трескучий мороз, как сейчас, то смерть приходила быстро. Ивлад не ждал лёгкой гибели, всё-таки одежда на нём оставалась, да и сам он не жаловался на здоровье, но шёл час за часом, выползало негреющее белое солнце из-за лесных вершин, а сердце Ивлада не замедлялось. Тогда-то он понял: сестрина накидка грела, да не просто, а по-колдовскому.
Перед глазами всё стояло лицо Ружана: серые глаза смотрят с холодным прищуром, на губах – торжествующая ухмылка, щёки разрумянились от стужи и быстрой езды. Ивлад всхлипнул и снова дёрнулся, сдирая до крови кожу на запястьях.
Впереди виднелись яблони Серебряного леса, и над их верхушками взлетали тени. Против солнца их трудно было разглядеть, но ясно было, что это не птицы и не звери, а дивные чудовища. Ивлад сощурился, сморгнул слёзы, вглядываясь вдаль. Чудеса! Немудрено, что отец пожелал напоследок полюбоваться на такое.
– Эй! – сипло крикнул Ивлад. – Э-гей! Не сестрицу ли ищите? Это я в неё стрелу пустил!
Крикнул и сам испугался, как дерзко прозвучали его слова. Ивлад не знал, слышат ли его девоптицы, но иного способа выбраться не придумал. Была надежда на Звездочёта – вдруг вернётся, если волки не задрали и лихие люди воеводы Рагдая не увели, но что-то не слышался топот копыт по заснеженным тропам.
– Я, я пустил! Прямо в крыло попал! – продолжил надрываться царевич до боли в горле, вкладывая в крик всю боль и злость. – Кровь вашу девоптичью пролил! Сижу здесь, прилетайте, разорвите когтями, коли клювов нет!
Прокричал и замолк, стал ждать, вскинув голову к небу. Сперва ничего не менялось, а потом силуэты, мелькающие над Серебряным лесом, поменяли направление. Ивлад продолжал щуриться на солнце, гадал, летят к нему или всё же не услышали? Но долго ждать не пришлось, скоро над болотистым перелеском зашуршали могучие крылья, сперва высоко, но с каждым кругом спускаясь ниже.
Ивлад не мог отвести от них взгляд. Тени то ложились ему на лицо, то сменялись солнечными бликами, и думал царевич: вот так же кружат вороны над полем после боя, так же смотрят на них те, кто не мёртв ещё, но вот-вот умрёт. Ивлад ещё не ходил ни в одну битву, не бывал ранен и не глядел смерти в лицо до этого дня, но сейчас понимал: что захотят девоптицы, то и сделают с ним. Зачаруют песнями, лишат разума, выцарапают глаза, а может, даже сердце… Не дотянуться до Нежатиного порошка, придётся слушать, если запоют.
Крупная девоптица с тёмным оперением опустилась прямо перед Ивладом, взметнув снежный вихрь. Ещё две сели чуть поодаль, и все они выглядели куда более грозными, чем та, которую ранил Ивлад.
– Что забыл ты у нас, человек? – спросила тёмная, что сидела ближе. На её шее сверкали ожерелья, совсем как у боярских дочерей, а когти страшно блестели на свету: взмахнёт лапой – распорет тело от горла до живота.
– Свободу забыл, – ответил Ивлад, изо всех сил стараясь не показать, как измотан и напуган. – Порви мои путы, расскажу, где твоя сестра.
– Я бы говорила с тобой иначе. – Девоптица склонила голову и чиркнула лапой по снегу, оставляя глубокие борозды. – Скажи, где моя сестра, и мы сохраним тебе жизнь.
– Договоримся. – Ивлад попытался улыбнуться так, как улыбался бы чужеземным гостьям, но ему было слишком страшно, чтобы улыбка вышла беззаботной. – У меня на поясе есть нож. Достань его и…
Он осёкся, когда понял, что рук-то у девоптиц нет, только могучие крылья и короткие оперённые лапы с когтями. Вот уж чудовища! И как только украшения свои надевают, как волосы длинные расчёсывают?
– Достану и всажу тебе в сердце. Говори, видел ли Литу?
– Литу… – выдохнул царевич. – Имя-то какое красивое! Если она с бурыми крыльями, маленькая и любопытная, то видел, как же. Увидел и ранил. Где-то там, у границ леса и болот, вы увидите кровь, посмотрите сами, если не верите.
Девоптицы зашипели, защёлкали, будто были у них не человеческие лица, а вороньи клювы. Две младшие полетели смотреть туда, куда указал подбородком Ивлад. Старшая переместилась ещё ближе и сдвинула чёрные брови.
– Куда Литу дел? Отвечай!
