На лазоревом этаже, выйдя из портшеза, я чуть было всю свою решимость не растеряла. В фойе толпился народ,и, если по дороге я размышляла, как именно найду требуемую гостиную, сейчас без сомнений определила нужный коридор,там тоже были люди. В шорохе голосов слышалось: «Шанвер… сорбир… фамильяр…»

– Гаррель, - хихикнула толстушка дю Грасс, отворачиваясь от собесėдника-филида, – ты тоже хочешь смотреть как ест великолепный Арман?

Ах, еcли бы этот вопрос застал меня у портшезной колонны! Тогда можно было бы сделать вид, что я направляюсь в северный коридор, в свою спальню. Теперь же поворачивать назад было поздно.

Я улыбнулась:

– Разумеется, Валери, мне нельзя пропустить этого зрелища. Иначе, что я расскажу своим внукам, когда они спросят: «Бабуля, а как именно кушал маркиз Делькамбр?»

Реплику публика приняла хорошо,только что не наградила меня аплодисментами, под одобрительные смешки я, держа спину прямо, прошла к гостиной мальчиков. Дверь была распахнута настежь, и, чтоб она не закрылась, створку придерживало придвинутое изнутри кресло. Арман де Шанвер, маркиз Делькамбр восседал за накрытым столом, грудь его сиятельства украшала салфетка, пальцы – драгоценные перстни, а его персону в общем – красавица-невеста Мадлен де Бофреман, сидящая по правую руку от жениха и демоническая генета у его ног.

Салфетку маркиз при моем появлении снял, безупречные черные брови удивленно приподнялись. Нужно говорить. Дружески или официально? Святой Партолон, я не могла сообщить об этих треклятых луидорах запиской? Идиотка! Нужно было сначала зайти в спальню, взять из комода кошель, достать из него одну монету, а остальное принести с собой, чтоб вручить владельцу, присовокупив к подношению и носовой платок Армана. А лучше завернуть все вместе с объяснительным посланием и…

– Нет, Γаррель, - протянула Мадлен де Бофреман, которая в любой ситуации оказывалась быстрее и умнее меня, – место уже занято.

Эта фраза окончательно спутала и без того нестройные мысли. Я таращилась на красавицу, сдерживая свое просторечное «чего?»

Мадлен покачала головкой:

– Увы, дорогая, маркиз Делькамбр уже выбрал себе фактотума, ты опоздала.

– Фактотума?

— Ну разумеется,им станет Эмери виконт де Шанвер. Ты ведь для этого явилась? Предложить свои услуги? Αх, Гаррель, даже в этом ты не первая за сегодня.

— Надеюсь, последняя, – Шанвер скрыл зевок салфеткой. - Ступайте, мадемуазель, мне не нужна шоколадница, да и шоколад я не люблю. Мадлен, дорогая, вели, наконец, закрыть дверь.

Вот, значит, как? Его сиятельство опять играет? Комедия «Маркиз и шоколадница», акт третий. И что, в таком случае, делать мне?

У фрейлин Бофреман, появившихся из закутка за шторами, на этот счет было определенное мнение, кажется, меня намеревались попросту вытолкать взашей, но драться с мадемуазелями я не собиралась и непременно покинула бы гостиную, если бы не Бофреман. Εй настолько нравилось мое унижение, что отпустить меня без последнего укола она не могла.

– Бедняжка Гаррель, - вздохнула она, – тебе опять понадобились деньги? Пятьдесят луидоров, которые я подарила тебе в прошлом году, уже закончились? Не трудись отвечать, вижу твои обновки, премилое платьице, что ж, носи на здoровье. Правда, увы, недолго, оно тебе слегка узковато, видимо, пирожные и торты, которыми ты увлекаешься по примеру своего маленького приятеля…

Кровь бросилась мне в лицо, я широко улыбнулась, даже, скорее, оскалилась, обратившись ко всем зрителям разом:

– Мадемуазель де Бофреман изволит шутить! Как остроумно! Немыслимо, чтоб аристократка использовала деньги в качестве подарка. Презренный металл? Ха-ха-ха!

Мой смех неуверенно поддержали, я пpодолжала кривляться:

– А что касается моей полноты, господа, которую мадемуазель де Бофреман изволила заметить, я воспользуюсь проверенным рецептом нашей остроумицы: кувшин разъедаловки на противный жирок, ночь страданий и вуаля – плоский живот наутро.

Играла я жестко, обвиняла Мадлен в том, чего она не совершала ,используя при этом оскорбительный прием обращения в третьем лице. Но публика была на моей стороне, даже Пажо, верная клевретка Бофреман, не сдержавшись, хихикнула. Обе фрeйлины переминались с ноги на ногу в центре комнаты, ожидая финала представления. Я же смотрела в лицо Мадлен, не отводя взгляда. За моей спиной в коридоре царило возбуждение. Еще бы,такой спектакль!

Бофреман картинно всплеснула руками:

– Не нужно завидовать, Гаррель, просто кому-то достались одновременно с происхождением ум и красота…

– Познакомишь? – перебила я азартно, наконец, прямо к ней обратившись. – Очень хочется посмотреть на этих замечательных, достойных зависти людей.

– Туше, – сказал кто-то из коридора, – Шоколадница показывает зубки.

– Вмешайтесь, маркиз, женщины вот-вот вцепятся друг в друга.

Голос, показавшийся мне смутно знакомым, с ситуацией не увязывался. Бофреман попыталась спасти положение:

– Что за нелепую комедию ты разыгрываешь, Гаррель?

– Ту, в которой тебе не удалось получить главной роли?

Да кто же это говорил про «маркиз, вмешайтесь»? Шанвер явнo кипел от ярости, но лицо держал превосходно, как раз вмешаться он не мог, не уронив аристократического достоинства. В женскую свару? Немыслимо. Урсула стояла у стола, встопорщив хвост, фрейлины тоже стояли, но они были не в счет. Ох, зря я отвела взгляд от Мадлен, иначе заметила бы ее минускул. Грудь обожгло болью, филидка колдовала только пальцами и кистями рук, направив в меня мудру «копье страданий» – двенадцатикомпонентную атакующую связку. Заметь я это раньше, успела бы выставить щит и не оказалась бы в положении бабочки, нанизанной на булавку. Позорище какое. И больно…

Балор-отступник, какая боль! Соберись, Кати, ты должна ответить.

Как?! К ударам исподтишка я оказалась не готова, непослушное тело не могло исполнить жест,изо рта, вместо слов фаблера, исторглось лишь невнятное мычание. Консона? Боль мешала сосредоточиться. Да катись оно все к демонам! Стаккато! Сейчас я тут все на кирпичики разнесу. Ну же… Ничего не получается!

– Довольно! – рявкнул Шанвер.