Неосознанно, подчиняясь инстинктам, я раскинула руки и ноги в стороны, как звезда, и распахнула глаза. В первый момент зажмурилась от ослепительно ярких, почти жалящих окружающих красок: потоки магии, сама энергия мира, пронизывали все вокруг. Затем я улыбалась как блаженная. Боль ушла, похоть тоже покинула мое тело, вместо них пришла любовь. Я не просто любила мир – обожала, боготворила этот чудный мир. И, что удивительно, в ответ на мою любовь хлынула ответная волна от самого Мирея: он тоже полностью принял меня, любил как родную дочь.

Когда буря эмоций и ощущений улеглась, я почувствовала себя так, будто по мне целый полк прошел парадным строем. Открыв глаза, поняла, что лежу на спине, вокруг – наполненный шумом ветра, щебетом птиц и лесными запахами белый день, а костер метрах в трех от меня уже потух.

Первым делом вскинула… Ой, с трудом подняла руки, чтобы удивиться отсутствию ран. Затем, кряхтя и постанывая, села и оглядела поляну в поиске наставницы. Она нашлась на противоположной стороне от котла, пришлось ползти к ней на четвереньках.

Добравшись до Измиры, я испуганно замерла: это была она, но сильно постаревшая, словно сморщенный чернослив. Древняя старуха! Волосы разметалась по траве абсолютно белым полотном, кожа потемнела и покрылась глубокими морщинами, черты лица стали резче, щеки впали, а глаза, утратившие завораживающее зеленое сияние, стали блеклыми и мутными. При этом в них отражалось ничем незамутненное счастье и облегчение.

Глотая слезы и придерживая за плечи, я помогла дряхлой, измученной Измире сесть. Ласково погладив меня по макушке, она довольно проскрипела:

– Чистота твоей души вытравила Тьму из моей силы!

Вспомнив ее страх при виде черных прядей в своих волосах, я решилась высказать мысли вслух:

– Ты из-за Тьмы сомневалась? Боялась, что ритуал не сработает?

Измира виновато и грустно улыбнулась, а я зависла: было так непривычно вместо гордой и довольно суровой ведьмы видеть эту ссутулившуюся старуху.

– Прости! Меня оправдывает лишь то, что мы обе рисковали. Ты – жизнью, а я – еще и посмертием. Я не хотела пугать тебя. Чем меньше в тебе страха и отвращения и чем больше готовности принять чужую силу, тем выше шанс на удачу. Скажу больше: можно было бы отдать тебе силу простым заклинанием, многие так и делают, но я хотела абсолютного успеха, поэтому провела ритуал по первым, самым древним правилам.

– Почему ты уверена, что во мне нет Тьмы? – Я нахмурилась, глубоко в душе страшась, что она ошибается насчет моей чистоты.

Ведьма неожиданно весело хихикнула. Тонкой иссохшей рукой она приподняла с моего плеча прядку волос и легонечко подергала, чтобы я убедилась: это точно мои волосы.

Какое-то время я изумленно смотрела на них, даже машинально пощупала. Не светло-русые, а рубиновые, как кровь. Мало того, они прилично отросли и теперь прикрывали лопатки! А ведь волосы – естественный магический резерв. Просто так их не отрежешь, не то придется ждать восстановления.

Наставница пояснила:

– Светлую ведьму можно узнать по рубиновым волосам, именно они – отражение чистой крови, не запятнанной Тьмой. Любое злое дело оставляет в волосах темные отметины, черными прядями показывая окружающим, что ведьма познала вкус Тьмы.

– Но ведь рыжих и так много…

– Ошибаешься, Еля! – прервала мой растерянный лепет Измира. – Рыжих, может, и достаточно, но кроваво-красный цвет только у ведьм. Это отличительная черта, по которой другие всегда узнают нашу расу. И определяют, насколько сильно ведьма поддалась Тьме.

Я невольно перевела взгляд на ее белую макушку, еще недавно бывшую полосатой, как у зебры.

– А твои?

– Тьмы я хлебнула немало, но смогла вовремя остановиться. До тебя мои седые пряди были красными, как твои сейчас, напитанными магией Мирея. Просто на призыв ушло слишком много сил. Даже за год без нормальной подпитки или злых дел я не смогла бы вернуть присущий ведьме истинный цвет, а Тьму ничем не вытравить. Вот и была полосатая.

– Ясно, – кивнула я, оглушенная новостями и правдой жизни.

Наставница умолчала об огромном – нет, смертельном! – риске при передаче силы. А ведь я ее уже в любимые тетушки записала, настолько мы сблизились и сроднились.

– Прости меня, – шепнула Измира, словно подслушав мои мысли. Она погладила меня сухой теплой ладью по щеке и, уронив слезу, добавила: – ты была моим единственным шансом на перерождение и новую встречу с любимым. Я надеюсь, когда-нибудь ты поймешь и простишь меня за то, что я промолчала о риске.

Окружающий мир был настолько ярок и прекрасен, что я радостно призналась:

– Знаешь, сейчас мне очень легко тебя понять и простить. А вот если бы я умерла… Вот тогда очень-очень злилась бы на тебя. Буквально вечность не могла бы простить.

Медленно, пыхтя от бессилия, встала и помогла подняться Измире. Качаясь и спотыкаясь, держась друг за дружку, мы побрели к дому. Бьо, неожиданно сильно уменьшившийся и потускневший, встретил нас, душка, дал напиться и проводил отдыхать. У меня при виде этой едва заметной, но уже любимой «тучки» с глазками начинала скручиваться в груди тоскливая пружина. Совсем скоро мы расстанемся. И в этом мире я останусь совсем одна.

* * *

Новый рассвет – и снова костер. Только пылает он не в котле, а пожирает уютный и незаметно ставший мне родным Измирин дом. После ритуала передачи силы она протянула лишь три дня. Я плачу, стоя на коленях, глядя на вырывающееся из окон пламя и зная, что в доме вместе с хозяйкой Бьо, немного подкормленный моей силой. Удерживает огонь внутри во избежание лесного пожара.

Вскоре дело было сделано. Дом сгорел дотла, но я успела уловить, как махонький посеревший хранитель мелькнул белой вспышкой и исчез, отправившись за грань вслед за своей хозяйкой. Земля вздрогнула и холм обвалился, окончательно спрятав ведьмину могилу. Словно она и не жила здесь много-много лет. Только пара хлипких сараюшек для домашней живности и напоминала о том, что здесь жили люди… ведьмы. Мое временное пристанище зарастет без следа.

Все три дня Измира быстро теряла силы, угасала на глазах, поэтому мы сидели в доме. Бьо тоже слабел, и мне приходилось готовить самой, недаром меня год с лишним приучали к печному быту и походной жизни, чтобы лепешки даже на костре получались пышными. Теперь я очень даже знатная хозяюшка. Наставница полумер не приемлет: либо на отлично, либо лучше не начинай.

Как-то вечером, когда Измира в кресле-качалке наслаждалась теплыми летними сумерками, у меня практически вырвалось признание: «Не хочу жить отшельницей на краю света и обязательно отправлюсь посмотреть Мирей». Тем более в путешествии смогу пополнять родовую сокровищницу знаний и получать нужные в ответ.

Я отметила, с каким облегчением наставница приняла мое решение, поведав в ответ, что дом ведьмы – это часть ее, и отдавать его другой… больно.

Тогда мы принялись составлять план на будущее. Скорую смерть Измиры мы тщательно обходили стороной, обсуждали «потом». Сам дом и его содержимое (включая тело хозяйки) мы с Бьо сожжем, чем поможем и ему с легкой душой уйти за грань, не имея привязанностей.