отношения. Его высокая историческая заслуга, за которую современники несколько преувеличенно прозвали его «великим», заключается в том, что он первый понял необходимость организации тогдашнего общества, так как от раздельности и раздоров страдали германские и другие народы.

Но дело в том, что Оттон слишком обобщил эти стремления; он хотел славянское племя сплотить воедино с германским в то время, когда кровавая вражда разделяла одно племя с другим. Представление об империи было неразлучно с понятием обладания Италией, которая составляла как бы необходимое звено для бытия империи. Какой город мог заменить Рим как столицу всего света? Все крупные города тогдашней Галлии и Германии были в сравнении с ним местечками. Рим, неоднократно разграбленный, все еще продолжал быть обширнейшим и лучшим городом тогдашнего мира. Не говоря о влиянии великих исторических воспоминаний, самая идея римской власти и гегемонии продолжала жить в сердцах варваров. Как прежде властители Германии подчинились Риму, так и теперь, спустя пять веков, они склонялись перед величием столицы мира. Так сильны бывают исторические традиции.

Идея единой империи, притом Римской, казалась священной, и эта империя действительно называлась Священной. Она приняла величавые формы в воображении народа. Ее пределы безграничны, как безграничен мир. Все, что исповедует христианство, должно войти в ее область: все, что не озарено верой Христовой до настоящего времени, просветится ее светом только под кровом империи. За такую идею стоило умирать сотням тысяч людей. Она имела всегда мистическое значение. Центр целого мира находится в Риме.

Пророк Даниил разгадал и растолковал когда-то царю Навуходоносору виденный им сон; юноша раскрыл владыке Вавилона величественную картину будущего, которое воплощалось в виде истукана с золотой головой, серебряными руками и грудью, медными бедрами и чревом, железными голенями и глиняными ногами. Пророк, указав на медное царство, которое будет владычествовать над всей землей, т. е. Римскую империю, провидел воображением в будущем нечто еще более могучее. Он говорил о четвертом царстве, «крепком как железо», но при этом разделенном, ибо пальцы и ноги истукана были из железа. «Как железо не смешивается с глиной, так не сольются одно с другим» части этого царства. Это был прообраз Священной Римской империи, унаследовавшей империи языческой. Языческое царство было могучим, но временным. Христианское же — вечное и бесконечное. На это прямо указал пророк: «И во дни тех царств Бог небесный воздвигнет царство, которое вовеки не разрушится, и царство это не будет передано другому народу: оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно»[140].

Целые столетия общее мнение всего католического Запада усматривало в каждом слове пророка указание на Священную Римскую империю. Народам необходим был надежный прочный кров и твердая рука властителя. Когда пала Западная Римская империя, то такой кров оставался в Восточной Византийской империи, монархи которой были для всех образованных и грамотных людей теми же римскими императорами. Долго латинские хронисты VI–IX веков ведут хронологию местных событий, увязывая ее с византийскими императорами, сохраняя формальное единство. Так продолжалось до Карла Великого. Теперь на Западе вновь был найден свой политический центр. Но ничтожество преемников великого императора лишило народы тех выгод, какие давало это единство. Между тем число врагов растет. Помимо язычников, возникла страшная мусульманская сила. Сарацины грозили обратить в мечеть храм Св. Петра. И вот, когда почувствовалась опасность для западного христианства, явились властители в недрах Германии, которые увлеклись грандиозной задачей восстановления единой империи. Они успели, ибо после церковных раздоров, навсегда разделивших христианство, Рим не мог допустить, чтобы такое призвание взяли на себя императоры схизматической в его глазах Византии. До известного времени папская духовная власть будет поддерживать императорскую.

Карл Великий, создавший империю, ввергнул Италию в хаос и сделал ее сценой междоусобиц более, чем какую-либо другую страну тогдашнего мира; он допустил в ней разделение власти. В Италии появилось много властителей, хотя они чувствовали, что назначение Италии совершенно иное. В обществе не умирала мысль, что Италия должна быть во главе западных государств. Так как последние из Каролингов были повелителями Германии, то продолжали думать, что и Арнульф, король Германии, который не был прямым потомком Карла, а только побочным наследником, может иметь претензии на Италию.

Положение Италии в IX в. В доказательство приведем одно место из хроники Регино, в которой под 888 г. читаем: «После смерти Карла государство, повиновавшееся его слову, разложилось на части, как бы не имея общего наследника. Каждая часть не обращалась к своему естественному повелителю, т. е. Арнульфу, но спешила избрать из своей среды собственного короля. Никто не превосходил других настолько, чтобы подчинить остальных своей власти». Эти слова высокой важности. Они раскрывают взгляд общества на совершившееся событие. Очевидно, в умах господствовала уверенность, что все западные государства с Римской империей во главе должны бы были вновь сплотиться воедино, как были слиты они пять веков тому назад. Итальянские Каролинги вымерли раньше других. Они не передали своих прав никому ни на Италию, ни на Лотарингию, ни на две Бургундии, т. е. на все те области, которые после Карла были долго неразлучны и которые разделены были лишь Лотарем I в 855 г.

Император Людовик II Итальянский умер в 875 г. без наследников, и Италию стали делить налетевшие на нее честолюбцы, в то время, как на юге ее засели в прибрежных скалах сарацинские пираты, а в Беневенто и других местах правили лангобардские князья. Кое-где признавалась еще номинальная власть византийского императора. В 887 г. встречаем итальянского короля Беренгария, владетеля Фриуля; в Милане он короновался железной ломбардской короной. Его конкурентом явился Гвидо, сын герцога Сполатского. Долго они жили дружно, но потом разошлись. Эти отношения обратились во вражду, и «из этих междоусобий, — говорит Регино, — выросли для обеих сторон великие потери». Гвидо одержал верх и, коронованный императором в феврале 891 г., изгнал Беренгария, который обратился за помощью к Арнульфу Германскому. Тот трижды приходил в Италию в 894,895 и 899 г. Беренгарий считал за собою больше законных прав, так как приходился по матери внуком Людовика Благочестивого. Он согласился признать себя вассалом Арнульфа, если тот утвердит его на престоле. В доказательство своего повиновения Беренгарий в торжественных случаях носил за Арнульфом королевский щит. Милан сдался немцам, Арнульф пошел на Павию и, оттеснив Гвидо, в начале 896 г. устремился на Рим. Рим отказал в сдаче. Немцы приготовились к штурму. Но не пришлось штурмовать стен вечного города. Заяц самым невинным образом испугал потомков Ромула; римляне были отвлечены во время этого переполоха и отворили ворота немцам. Арнульф был коронован в императоры папой Формозой в Риме в 896 г., но он пробыл в столице только