прекрасно понимал, что именно благодаря ей он получил генеральские погоны, всеобщее уважение и материальный достаток (теперь уже многим известно, на чем именно зиждился этот «материальный достаток»).

У Галины Леонидовны есть дочь Виктория, моя двоюродная сестра и очень близкий друг. Еще в школе она разошлась с матерью, не принимая ее образа жизни, ушла от нее, отказывалась встречаться, жила у бабушки, которая, собственно, ее и воспитала. Возможно, именно «слава» Галины Леонидовны сыграла существенную роль в формировании общественного мнения обо всей нашей семье. К сожалению, частная жизнь наших руководителей, их семейные неурядицы и проблемы остаются вне непосредственного внимания общественности, вне гласности. В этих условиях и рождаются легенды, одна нелепее другой.

Учась в школе и в институте, я часто вынужден был отвечать на вопросы ребят: а правда ли, что у Леонида Ильича огромная коллекция картин? А правда ли, что у него десятки иностранных автомобилей? А правда ли, что он пишет стихи? Я думаю, в условиях демократического государства на все эти вопросы должны давать ответ средства массовой информации. Но те люди, которые делали из моего деда полубожка, извлекая из этого максимум выгоды для себя, не были заинтересованы в том, чтобы люди знали правду. В результате симптомы изнуряющей болезни принимались за признаки маразма, скудоумия; мягкотелость и инстинктивное желание сглаживать конфликты — за преступное попустительство халатности, едва ли не осознанное желание развалить экономику. Жертвой отсутствия гласности пал прежде всего сам Брежнев.

А что касается меня, то я готов подписаться под каждым своим поступком. Фамилию свою менять не собираюсь. Судьбу свою связываю с судьбой страны, верю в те благотворные процессы, которые проводит сейчас партия, а вместе с ней народ, и в меру своих сил стремлюсь принять в них участие. Это для меня не общие слова, а выстраданное убеждение.

Московские новости. 1988. № 38. С. 10

Александр Васинский

Семейный портрет в интерьере

На какие размышления наводит читателей письмо в «МН» внука Л. Брежнева «Когда не стало деда»

Строки из писем

«Если Андрюша не кокетничает, а действительно хочет «быть, как все», то кто ему мешает? Пусть то, что им не заработано, а получено в дар от деда, он отдаст московской школе-интернату № 11 или передаст Детскому фонду».

«А если завтра внук Рашидова напишет, какой добрый, прекрасный был у него дед, вы тоже напечатаете?»

«Автор письма совершенно прав, призывая прессу рассказывать о частной жизни политических деятелей и тем самым противодействовать слухам и сплетням».

«То, что Андрей Брежнев написал свое письмо, достойно одобрения. Он действительно не виноват, что судьба уготовила ему быть внуком партийного работника, стиль и методы работы которого сегодня справедливо подвергаются критике».

«Письмо А. Брежнева помимо его воли ставит вопрос: кому на Руси жить хорошо? Хотим мы того или нет, но элитарность, принадлежность к значимой фамилии сегодня приносят самую высокую ренту, и причем гораздо большую, нежели личные способности, которые не столько важно обнаружить и выказать, сколько суметь употребить и реализовать. Кому из нас не памятны показанные по телевидению на всю страну сюжеты из семейной хроники о вручении Л. И. Брежневым ордена по случаю сорокалетия сыну Юрию, сумевшему к тому времени не без родительского участия оказаться в ранге замминистра?»

У нас в газетах нет жанра светской хроники. Считается, что незачем интересоваться личной жизнью наших именитых людей, их досугом, домашними пристрастиями и т. п., это, мол, отвлекает общественность от действительно насущных задач… Интерес к нетрибунной стороне жизни лидеров у нас окрестили словечками «потянуло на жареное», «на клюкву». А собственно, почему от нашей общественности держать в тайне то, что в других цивилизованных странах знают про своих президентов рядовые избиратели, телезрители, фининспекторы, депутаты, члены комиссий и т. д.? Где нет информации, там рождаются легенды вроде той, сколько машин и каких марок насчитывал личный гараж автолюбителя Леонида Брежнева.

Так что я не считаю, что в интересе к письму Андрея Брежнева проявилась пресловутая тяга к «жареному». Вполне законно утоляется длительный информационный голод (подпитка слухами не в счет). Большинство откликнувшихся на публикацию одобряют ее появление ради того важного разговора, которому письмо должно дать повод. Гораздо меньше единодушия в оценке самого письма Андрея Брежнева.

Вряд ли справедливо валить на внука все, что было сооружено его дедушкой — прорабом здания застоя. Честно говоря, мне и себя приходилось, читая его письмо, осекать, призывая к объективности. Кто знает, как бы вели себя в его положении те, кто сейчас гневно пишет о его заносчивости и «мерседесе»? Иные моралисты-обличители добродетельны только потому, что их праведность попросту не искушалась…

Но самому Андрею будет полезно прочесть выдержки их тех писем, где звучали горечь и искреннее желание открыть ему глаза на его представление, что такое «стать, как все». Или он не понимал, что его письмо будет читаться не как простая информация, а, можно сказать, под перекрестным огнем самых разных эмоций? Что его жизнь, им самим описанная, будет сравниваться не с жизнью внуков каких-нибудь артистических знаменитостей и даже не с жизнью внуков маршалов, а — таков психологический закон — с жизнью рядовых читателей, с жизнью дедов, не дождавшихся своих внуков из Афганистана, с жизнью десятков миллионов людей, живших в годы правления его дедушки на 100–150 рублей в месяц. Каково было им читать жалобные строки Андрея хотя бы про то, что мама сама стирала и ходила по магазинам?

Про «точку отсчета» написали многие. Вот читатель из Оренбурга Андрей Альтов: «То, что А. Брежнев живописует как обрушившиеся на его семью испытания, есть для многих предел мечтаний. Свой уровень («жить, как все») он принимает за общедоступный стандарт. Но, наверное, ему будет интересно узнать, что, например, почти все матери ходят в магазины, причем совсем не в те, куда позволяют иногда сходить женам первых замминистров. И еще пусть узнает, что в обычных семьях эту обязанность с малолетства исполняют дети, так как у их матерей за многочисленностью забот для этого просто не хватает времени. Если бы он знал жизнь, то заметил бы, что для поступления в МГИМО бывает недостаточно учиться в «обычной» школе даже на отлично, не говоря уже о «неплохо», да еще с двойками в дневнике. Он бы узнал, что не все студенты ездят на практику в Англию и в международный стройотряд в Болгарию и что далеко не все распределяются сразу в МИД. Он бы знал, что не каждого советского студента может остановить инспектор ГАИ, так как они,