Шрифт:
Закладка:
— Нет.
— Почему?
— Я придерживаюсь принципа «живи и давай жить другим».
— Но вам было известно, за что этих мальчиков отправили в исправительное учреждение?
— Более или менее.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я хочу сказать, что знала, что они совершили что-то противозаконное.
— Настолько противозаконное, что, по крайней мере, один из них представлял опасность для общества.
— Я этого не знала. Нам никогда не говорили, почему эти мальчики попали в исправительное учреждение.
— Даже если так, то разве вы не считали своим гражданским долгом сообщить в полицию об их местонахождении?
— Нет.
— Вы не считаете такое поведение антиобщественным?
— Не считаю. Мне просто было жаль этих мальчиков.
— Когда вы решили не выдавать мальчиков полиции, вами руководило желание использовать их в своих целях или в целях ваших родственников?
— Нет.
— Вы не помогали использовать их в корыстных целях?
— Конечно, нет. Как я уже объяснила раньше, у меня не было заинтересованности в деньгах. Я достаточно обеспечена. Мальчикам нравилось играть в полтергейст, а мне доставляло удовольствие видеть их смеющимися и счастливыми.
— Но когда их веселье стало слишком опасным, вы отправили их в подземелье с лягушками, тритонами и другими скользкими и отвратительными существами и оставили их голодать в сырости и темноте.
— Я этого не делала! Клянусь! Это какая-то ошибка. И судить надо не меня.
— Когда мальчики стали вам в тягость?
— Никогда. Я вовсе не считала их обузой. И вообще не имела с ними дела. Почти все то время, что они пробыли в доме, я находилась в исправительном учреждении.
Миссис Брэдли восхитилась, как ловко обвинитель заманивает ее в ловушку. Последующие вопросы обвиняемую не удивили, но, похоже, привели ее в замешательство. Указав на нее (один из немногих драматических жестов, которые он позволил себе в ходе суда), обвинитель спросил, четко выговаривая слова:
— Вас не было в доме большую часть времени, когда там находились мальчики?
— Нет.
— Вы находились в исправительном учреждении?
— Да, конечно.
— Не сообщите ли вы суду размер вашего жалованья?
— Я — сейчас вспомню — я получала около двухсот шестидесяти фунтов в год.
— Плюс бесплатное питание и проживание?
— Да, кроме тех дней, когда я была в отпуске.
— Совершенно верно. А когда вы начали получать проценты с унаследованного капитала?
— Сейчас, дайте подумать… Мне кажется, первую выплату я получила в конце февраля.
— В конце февраля?
— Да, точно.
— А директор указал, что мальчики сбежали из приюта двадцать третьего января.
— Да, мне кажется, так и было.
— Это действительно так. При необходимости мы можем вызвать свидетелей. А теперь скажите мне, в тот день, когда мальчики сбежали, то есть двадцать третьего января, вам было известно, что ваша тетя умрет и вы унаследуете все ее деньги?
— Нет! Конечно нет!
Она до сих пор не чует ловушки, подумала миссис Брэдли.
— Значит, ваше финансовое положение в момент, когда мальчики сбежали и очутились в доме, который сняли ваши родственники, было не столь блестящим, как вы пытались убедить в этом суд?
— Да, но… Нет, не столь, но, видите ли…
— Боюсь, мы уже видим, — с довольной улыбкой произнес искушенный в юриспруденции джентльмен. — Мы видим, что ваше утверждение о том, что у вас не было необходимости использовать проказы мальчиков для собственной выгоды, не являются правдивыми и не соответствуют действительности. Я не вижу необходимости развивать эту тему, которая, как я убежден, полностью понятна присяжным, но должен отметить то странное совпадение, когда эти мальчики без всякой вашей помощи смогли найти не только ваших родственников, но и дом, где их услуги оказались востребованными со столь ощутимой выгодой для их нанимателей.
— Совершенно с этим согласна, — весьма безрассудно заявила Белла Фоксли. — Но я их не убивала! И не сажала в подземелье! Есть люди, которые знают про это гораздо больше меня!
Защитник в заключительной речи отметил «длинную череду совпадений». Он утверждал, что совпадения происходят постоянно, и просил присяжных вспомнить странные совпадения, случавшиеся в их жизни, и попытаться их объяснить исходя из здравого смысла. Его подзащитная не отрицает присутствия в доме мальчиков, не скрывает она и цели, ради которой использовались их услуги. Но фальсификация спиритических чудес — это никоим образом не убийство, а ведь его подзащитную судят именно за него — за убийство мальчиков, которым она по-дружески помогала.
Она долго и безупречно трудилась в исправительном учреждении, о котором всем нам хорошо известно. И славилась там своей добротой. Один из свидетелей обвинения сам в детстве прошел через это учреждение и, несмотря на то что он свидетельствовал против обвиняемой, ему трудно не согласиться, что она была доброй женщиной, вносившей в жизнь этих бедных мальчиков — скорее жертв нашей социальной системы, чем закоренелых преступников, — материнскую любовь и заботу.
И разве возможно, чтобы такая женщина могла совершить преступление, в котором ее пытается уличить обвинение?
— Неплохая работа. Даже очень неплохая, — заявил Фердинанд. — Готов биться об заклад, что присяжные ее оправдают. Отсутствует главное связующее звено. Беллу вряд ли получится засадить, если не найдется ничего лучшего, чем эта несчастная истеричка. В конце концов, Кроддерс не так уж ошибается насчет совпадений, и присяжные с их суеверными мозгами прекрасно это знают.
Миссис Брэдли не могла не согласиться.
— Нельзя не учитывать, что в составе присяжных три женщины, — добавила она. — И потом мы еще не слышали заключительную речь судьи.
— Да. Не думаю, что Нолли будет особенно к ней благосклонен, — согласился Фердинанд уже с изрядной долей оптимизма. — Он наверняка помнит ее прежний суд, даже если присяжные его забыли, но при всем желании улики наскрести он не сможет. Можно, конечно, надавить на присяжных, но он всегда безукоризненно честен. Нет, думаю, наша драгоценная Белла уже завтра в это время выплывет из суда под восторженные крики толпы. Кузина Мьюриэл нас подвела. У нее были неплохие козыри на руках, а она так бездарно все завалила. Они с морячком могли здорово прижать Белле хвост, но теперь конец всему, кроме ликования экзальтированной публики.
Судья Нолес начал свою заключительную речь с обращения к присяжным, в котором он указал предмет судебного разбирательства. Им предстояло решить, совершила ли обвиняемая преднамеренное убийство двух мальчиков по имени Фредерик Пегвелл и Ричард Кеттлборо, уморив их голодом.