должен был представлять на Всероссийском съезде астрономов не только Московскую обсерваторию, но и московскую астрономическую школу. Он понимал всю ответственность этого. При всей своей занятости по нескольку часов в день он сидел за материалами многолетних астрономических наблюдений, готовя свой доклад.

А больше радости ему доставляла другая работа и подготовка другого доклада. Он приходил в дом, изукрашенный цветными кирпичиками, — училище Капцева в Леонтьевском переулке. Там обосновался Московский комитет большевиков — среди многих других разных комитетов и организаций. В конце марта — начале апреля предстояла 1‑я Московская общегородская конференция большевиков.

Конечно, первая послереволюционная конференция была праздником для всех московских большевиков. А все же, думал про себя Штернберг, для него это праздник особенный. Он сидел в президиуме конференции рядом со старыми партийными товарищами, всматривался в зал, заполненный солдатами и рабочими, и не переставал удивляться тому, что он среди своих. И, выступая, слышал, как одобрительно кричали ему из зала, когда говорил, что рабочий класс обязан сам вооружиться. И ни на минуту не следует верить сладким словам о «безоружной революции». Нет, революции безоружными не бывают! В середине своего доклада он, неожиданно для самого себя, остановился от пришедшей ему мысли и сказал:

— Товарищи, те, кто помнит декабрь пятого года! Дадим себе клятву, что нас никогда больше не застанут безоружными!

И зал загрохотал навстречу его словам. Штернберг был избран в Московский комитет — вместе с Ольминским, Пятницким, Землячкой, вместе с Варварой Яковлевой.

А все же Штернберг оставался и астрономом. Сразу же после закрытия конференции он уезжал на астрономический съезд в Петроград. Ах, с какой завистью смотрели на него! Нет, не в университете, а в Московском комитете большевиков. Когда 3 апреля Иван Иванович Скворцов-Степанов открывал конференцию, он предложил послать телеграмму-приветствие большевикам, находящимся в эмиграции, и в первую очередь товарищу Ленину! А через несколько часов после этого доклад Ивана Ивановича был прерван неожиданным и срочным сообщением: сегодня вечером в революционный Петроград ожидается приезд товарища Ленина! Зал загремел овацией.

И вот Штернберг едет в Петроград, и там он, возможно, увидит и услышит Ленина! В свой толстенный портфель Штернберг уложил не только доклад на астрономическом съезде, но и длинный список вопросов, по которым он рассчитывал получить «авторитетную консультацию», как, посмеиваясь своей профессорской терминологии, говорил он.

Но в Петрограде, в особняке Кшесинской, где помещались Центральный и Петроградский комитеты, все ходило ходуном. Ленина застать и с ним поговорить оказалось вовсе не простым делом. Ленин был или в редакции «Правды», или уезжал на выступления. Штернберг сразу же решил, что у него нет прав и оснований отрывать Ленина для разговора с одним из представителей Московского комитета.

В ЦК ему сказали, что материалы для Москвы переданы Михаилу Степановичу Ольминскому, который две недели работал в редакции «Правды» и недавно уехал в Москву. В Петроградском комитете Штернберг минут двадцать говорил с секретарем ПК Глебом Ивановичем Бокием. Совершенно замороченный, не спавший три дня, Бокий слушал рассказ Штернберга о том, как москвичи собираются организовывать рабочую милицию, слушал так, как будто и не слышал ничего, а потом встрепенулся и сказал:

— Имейте в виду, товарищ Штернберг: московская буржуазия вам милицию не отдаст. Не настолько они наивны, чтобы передавать вам реальную вооруженную силу в городе. А мы тут, в Питере, собираемся организовывать Красную гвардию. Вооружать рабочих, обучать их — словом, иметь под рукой свою вооруженную силу. Я думаю, что и вам надобно это делать. Впрочем, вас не надо учить, опыта у вас больше, чем у питерцев... Главное — иметь оружие! Любыми средствами и способами добывать оружие и хранить в верном месте! — Бокий поднял на Штернберга глаза, оказавшиеся совсем не заспанными, и спросил: — Есть в Москве гравитационный «разрез Штернберга». Там профессор занимается изучением гравитации. Не родственник?

— Даже не однофамилец, — пошутил Штернберг. — Просто я сам и есть этот профессор. А вы откуда про гравиметрию слышали? Или тоже мой коллега?

— Ну что вы, товарищ профессор! — рассмеялся Бокий. — Я просто-напросто недоучившийся горняк. И даже когда-то подрабатывал в экспедициях. Так что наслышан... Приятно, когда у нас в партии профессора занимаются подготовкой к уличным боям. Академически все будет организовано. Желаю вам удачи! Небось свидимся еще. А Владимира Ильича я и сам почти не вижу — он все время в работе!

А Ленина он все же увидел. Однажды в вечерний, но уже по-весеннему светлый час, подходя к зданию ЦК, он увидел большую толпу. Солдаты и рабочие слушали человека, говорившего с балкона. Штернберг протиснулся ближе. Ленин! Он только что закончил свою речь, толпа разразилась аплодисментами, Ленин весело махнул рукой и ушел с балкона.

Эти дни Штернберг проводил на Васильевском острове, в Академии наук. Съезд астрономов был в русской науке большим событием — он был первый! Собрались на него астрономы всей России. И, несмотря на войну, прибыли некоторые ученые из союзных и нейтральных стран. Штернберг сидел в президиуме съезда, слушал вице-президента Академии наук Карпинского, открывавшего съезд, доклад старейшины русских астрономов директора Пулковской обсерватории Белопольского, выступления других ученых. И сам выступал. Стоял на кафедре, облаченный в парадный сюртук, солидно поглаживал черную бороду. Смотрел в зал, видел внимательные глаза своих коллег, и вдруг в голове его мелькнул вопрос: а знают ли его коллеги, что докладчик — член Московского комитета большевиков?

ОХРАННАЯ КЛИЧКА — «МЕК»

Во второй половине марта перед началом заседания Совета рабочих и солдатских депутатов Смидович отвел в сторону Штернберга.

— Павел Карлович? Тут мы советовались с товарищами, хотим вам поручить одно дело. Довольно деликатное. Вы слышали о Комиссии по укреплению нового строя?

— Это что же такое?

— Нет, нет, это не противовес нашему Совету! Совсем другое. Не знаю почему, но так назвали комиссию, которая должна заняться разбором дел московского охранного отделения. И выявить провокаторов, которых охранка засылала в революционные организации. Комиссия эта — межпартийная, составленная из представителей всех партий. И мы думаем, что вы там будете представлять нашу партию.

— Петр Гермогенович, я же не юрист! Там, верно, следует быть товарищу, знающему юриспруденцию...

— Ну какая там нужна юриспруденция? Председателем комиссии будет известный адвокат Малянтович — он собаку съел в ней. Может, удастся выяснить причины многочисленных провалов в нашей организации за все последние пять — семь лет. Это нелегкое дело, и мы остановились на вас, Павел Карлович, не только потому, что