портретом и именем. Тому, кто доставит его живым или мертвым, было обещано пятьдесят тысяч долларов.

Лишь на одиннадцатый после убийства день был он обнаружен в штате Вирджиния, на ферме Гаррета. Преследователи окружили и подожгли сарай, где вместе с Бутсом спрятались двое солдат-конфедератов. Бутс был вытащен из горящего сарая с простреленной шеей, истекающий кровью.

Впрочем, был ли этот рыжеватый умирающий человек в серой форме конфедерата подлинным убийцей президента Линкольна?

Темной и недоброй тайной окружена смерть Джона Бутса. Кто стоял за спиной ничтожного актеришки, мелкой, но насмерть жалящей гадины? До сих пор это не известно. Но многим встал поперек дороги президент Авраам Линкольн. Поэтому-то президентского охранника Паркера не только не уволили со службы за его преступную беспечность, но даже и выговора ему не дали. Дороги вокруг Вашингтона оказались перекрытыми все, кроме, по странной случайности, именно той, по которой и бежал убийца, — дороги на юг. Преступника легко можно было взять живым, но когда его наконец обнаружили в сарае, он был почему-то застрелен через щель в стене.

Да и точно ли, проявив столь чрезмерное служебное рвение, застрелили именно Бутса? Вопреки официальной версии, свидетели и очевидцы рассказывали, что вместо Бутса был убит один из прятавшихся с ним солдат-южан, что в сарае, где Гаррет сушил собранный табак, имелся запасной выход — низенькая дверка, ведущая в овраг и дальше в лес, — что Бутса видели живым, даже разговаривали с ним, гораздо позже рокового 14 апреля, что после убийства президента некоторое время он скрывался в Канаде, потом на океанском пароходе переправился в Англию.

А там и вовсе затерялись следы убийцы Авраама Линкольна, одного из величайших государственных деятелей, доброго и мудрого.

МЫ ДОБЬЕМСЯ СВОЕГО!

1867 год.

Пассажирский поезд шел на запад. Всякий дорожный люд, среди которого затерялись и Турчаниновы, ехал в богато отделанном, но общем для всех, лишенном перегородок салон-вагоне. На красных плюшевых диванах сидели бойкие горожане в котелках и цилиндрах, толкующие меж собой о торговых сделках, бородатые, плечистые, молчаливые фермеры. Сидел тощий методистский проповедник в белом, тесно сомкнутом на шее воротничке. Сидел смуглый ковбой в шляпе с заломленными полями и в кожаных штанах, отороченных по шву длинной бахромой.

Размеренно потряхивало вагон под ритмичный рокот и перестук колес, временами звучал ровный печальный звон колокола на паровозе.

Турчаниновы ехали из Филадельфии, где Иван Васильевич только что завершил свое обучение железнодорожно-строительным наукам, в Чикаго, сделав по пути короткую остановку в Нью-Йорке. Турчанинов был полон энергии и надежд на будущее.

Миновали красивые зеленые берега Гудзона с рассыпанными среди рощ и садов игрушечными коттеджами; озаренные зловещим багрецом, насквозь прокопченные Сиракузы с литейными заводами, с адово пылающим озером расплавленного чугуна, вокруг которого копошились в дыму багрово-черные фигурки; промышленный Буффало, весь в таком же косматом черном дыму... «Ниагара!» — возвестил, проходя по вагону, кондуктор, и пассажиры прильнули к открытым окнам. Глухой, ровный, величаво-угрюмый шум доносился издали, воздух наливался сыростью. Поезд осторожно всползал на железные арки моста, высоко повисшего над кипящей, пенистой рекой. Она стремительно уносилась вдаль и пропадала в белых клубах густого тумана, столбами подымавшегося над невидимым отсюда чудовищным водопадом. На скалах противоположного берега тесно лепились здания небольшого городка.

Близился Детройт, а за ним Чикаго.

Иван Васильевич и Надин глядели в окно вагона, ветер раздувал волосы. Мелькали станции, маленькие, двухэтажные дощатые городки с шарабанами фермеров, с группами всадников у дверей баров и лавок, поезд с шумом проносился по главной улице. Затем раскрывались широкие долины, поля пшеницы — на них шла уборка хлебов. Загорелые люди в шляпах разъезжали взад-вперед на запряженных лошадьми косарках, другие вязали мохнатые золотистые снопы. Плантации сменялись лесами. Среди густой зеленой листвы дубов, буков, вязов обнаруживались и вновь скрывались за деревьями проплешины вырубок, где корчевали кряжистые, похожие на осьминогов пни, усталый лесоруб в рубахе с расстегнутым воротом, опираясь на кирку, глядел на поезд.

Америка работала — мирная, трудовая Америка, завершившая наконец долгую жестокую братоубийственную войну.

После Детройта Турчанинов повел жену в вагон-ресторан обедать. Воздух здесь был полон вторившего ходу поезда легкого неумолчного дребезжанья посуды, ножей и вилок. Обедающих было немного. Иван Васильевич облюбовал свободный столик у окна, на котором вздувалась откинутая шторка, заказал подошедшему негру в белой куртке по меню кушанья и стал прислушиваться к беседе двух почтенных джентльменов, сидевших ближе всех. Одного, который сидел лицом к ним, узнал тотчас же. Афины, бар, красный галстук, разглагольствования насчет выгодных поставок оружия. Как звали этого прохвоста? Мистер Морган, что ли?.. Собеседник его сидел, повернувшись плотной спиной, но было что-то неуловимо знакомое в его затылке, в толстом, красном ухе, как бы настороженно прижатом к черепу, в седой торчащей, рысьей бакенбарде, в пухлой, лежащей на столе руке, на которой вспыхивали бриллиантовые огонечки.

— Грант имеет все шансы, — говорил он хрипловатым, тоже знакомым голосом. — Многие за него подадут.

— И вы тоже?

— И я.

— За генерала Гранта?

— Да.

— О, мистер Старботл!

(Старботл!.. Турчанинов и Надин переглянулись.)

— А что такого? — спросил Старботл. — Америке нужен сильный президент. Джонсон слишком слаб. На второй срок его выбирать нельзя.

— Но Грант расколотил вашего Ли.

— Ну и что из того?

— Как что? Грант воевал против южан.

— Э! Во-первых, Грант демократ. Во-вторых, война есть война. В конце концов, война — это бизнес. У многих умных людей в результате войны сильно поправились дела. Не правда ли, мой дорогой Морган?

— И еще как!

Сытый, понимающий смешок с той и с другой стороны.

— А вы поглядите, как закипела деловая жизнь после войны! Америка не знала еще такого расцвета. Новые железнодорожные компании, новые промышленные предприятия, новые банки... Все кипит!

— Да, курс акций сильно поднялся за время войны, вы правы. Акции Центральной Иллинойской компании с шести долларов дошли до ста тридцати двух. Компании Эри были семнадцать, теперь сто двадцать шесть.

— Вот видите.

— Но вас-то лично, мистер Старботл, война, наверно, крепко ударила?

— Меня? Война? Вы смеетесь, Морган. На моих плантациях работают те же негры. Раньше, как-никак, я должен был их содержать, кормить. Теперь я плачу им ровно столько, чтоб