от 21.08.18, — принимали участие в качестве руководителей правые, эсеры, некоторые из офицеров и др. У заговорщиков обнаружен целый штаб: отдавались приказы, намечен был план захвата советских правительственных учреждений и складов вооружения, приготовлена была целая кипа красных нашивок для участников заговора, и уже составлены были в ожидании победы ликующие прокламации о свержении власти большевиков. Само восстание назначено было на время смен караула в 2 часа ночи с 17 на 18 августа. Главные заговорщики открыты и переарестованы. Некоторые из них, безусловно виновные, расстреляны. Кроме плана, приказов, у заговорщиков обнаружены свои запасы вооружения, а также зарытые в земле три мешка с деньгами суммой до 9 миллионов» (Документы по истории гражданской войны. Т. 1. М., 1941. С. 247).

«Были разногласия у Сталина со мной, — разъяснял, вспоминая инцидент, Ленин, — Сталин доказал, и никто не станет из этого выводить, что политика ЦК не проводится в военном ведомстве» (Ленинский сборник XXXVII. С. 136). Весьма примечательно, что эти высказывания Ленина были полностью проигнорированы в составленной «под Хрущева» справке Н. М. Шверника о проверке обвинений, предъявленных в 1937 году участникам военного заговора, от 26 июня 1964 года (См.: Военные архивы России. 1993- Вып. 1. С. 81 и др.). Кстати, цитируя приводимое тремя абзацами раньше заявление Сталина 1927 года о его отношении к военной оппозиции, справка Шверника оставила лишь 25 слов из 56, грубо исказив смысл и произвольно оборвав текст (там же. С. 83). В силу этого ее вообще нельзя считать достоверным документальным источником.

В Собраниях сочинений Ленина и Сталина имеется немало документов, характеризующих тональность и стиль их взаимоотношений. Сталин краток, четок, конкретен, деловит, откровенен, требователен. Его доклады и обращения к Ленину продиктованы знанием обстановки и нужд фронта, порой жестки и критичны. В них нет и тени заискивания и подобострастия. Как и ответы Ленина, они проникнуты чувством абсолютного доверия, взаимной ответственности, понимания взятых на себя обязательств. Сталин позволяет себе теплые слова в адрес «моего дорогого и любимого Ильича» только в моменты удачи и благоприятного перелома на фронте. Ленин обходится, как правило, без сантиментов. Сталин по-молодому гарцует после успешно проведенного штурма мятежных фортов Красная Горка и Серая Лошадь и с суши и, вопреки канонам военно-морской науки, с моря. «Считаю своим долгом заявить, — пишет он Ленину, — что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой» (С4. 261). За эту операцию Сталин награждается орденом Красного Знамени. Решение принимается на том же заседании Политбюро, на котором награждается Троцкий. «Как же ты не понимаешь? — будто бы увещевал недоумевающего М. И. Калинина Н. И. Бухарин. — Это Ильич придумал: Сталин не может жить, если у него нет чего-нибудь, что есть у другого. Он этого не простит» (Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2. С. 165). Здесь видится как выпад против Сталина, для Троцкого типичный, так и признание того, что мысль о награждении одновременно обоих деятелей принадлежит Ленину, что они сопоставимы друг с другом.

3. Еще один пример из гражданской войны

В истории России случались совпадения идей, замыслов и поступков, вызывающие восхищение, удивление или же усмешку. Так, вспоминается «великий проект» Павла I, согласованный было с Наполеоном, согласно которому соединенные армии двух держав (генералы Орлов и Массена) должны были за три месяца достичь берегов Инда и похитить «жемчужину британской короны». В марте 1801 года казачий «авангард под командой атамана Денисова уже переправился по льду через Волгу… когда весть о смерти Павла неожиданно остановила все» (История XIX века. Т. 2. М., 1938. С. 415). Кто бы мог знать, что этот сумасбродный проект повторится?

Несомненно, большевики брали власть в октябре 1917 года с прямым расчетом на распространение революции по всей Европе. Ноябрьская революция 1918 года в Германии и Венгерская революция 1919 года подкрепили эту надежду на очень непродолжительный период. Ленин тут же сформулировал альтернативу: раз революция на Западе запаздывает, следует, опираясь на собственные силы и возможные научно-технические и организационные заимствования из-за границы, строить образцовую базу мирового социализма в России. Сталин стал вернейшим сторонником и проводником этой линии.

Но не таков был Троцкий. В августе 1919 года он пишет доклад, в котором, ссылаясь на удушение Советской Венгрии и на то, «что большие события на Западе могут нагрянуть не скоро», предлагает ЦК РКП(б) «стать лицом к востоку… Дорога на Индию, — утверждает он. — может оказаться для нас в данный момент более проходимой и более короткой, чем дорога в Советскую Венгрию… Один серьезный военный работник (хорошо бы выяснить кто. — Р. К.) предложил еще несколько месяцев тому назад план создания конного корпуса (30 000—40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию… Подготовка «элементов» азиатской ориентации и, в частности, подготовка военного удара на Индию, на помощь индусской революции, — писал Троцкий, — может носить только предварительный, подготовительный характер». А через полтора месяца уже просил ЦК «предписать Реввоенсовету республики сосредоточить в Туркестане материальные и персональные элементы для возможного с нашей стороны наступления из Туркестана на юг» (Архив Троцкого. Т. 1. М., 1990. С. 181–185).

ЦК не пошел тогда на подобное решение. Четко обозначилось еще одно противоречие — между русско- интернациональной линией Ленина (и Сталина) и интернационально-космополитической линией Троцкого. Ныне их внешнее сходство сбивает с толку некоторых патриотов, провоцирует их на подчас необдуманные отождествления и оценки. В действительности же здесь угадывается весьма существенное различие между интенсивно конструктивным пониманием мирового революционного процесса и курсом на его экстенсивно-разрушительное распространение искусственным методом подталкивания извне. Правильность, жизненную правоту первой линии доказали как три десятилетия сталинского руководства, факт победы в Великой Отечественной войне и образования мировой социалистической системы, так и морально-политический крах троцкизма, поражение СССР в афганской кампании.

Одна из самых драматических сшибок воззрений и характеров периода гражданской войны произошла летом-осенью 1920 года, во время горестно знаменитой польской операции. Дело началось с нападения панской Польши (апрель), при подстрекательстве и всяческой поддержке Франции, а за нею также Англии и Америки на Советскую Россию, нападения, уже тогда окрещенного как третий поход Антанты. С захвата белополяками ряда белорусских и украинских областей, включая Киев. Говоря о таком факторе военного успеха, как отношение к агрессору местного населения, Сталин отмечал, что «ни один из прилегающих к Польше районов не может быть признан для польских войск благоприятным ни в смысле района удара, ни в смысле дальнейшего развития этого удара…» (С4. 326). Это утверждение, появившееся на страницах «Правды» в конце мая, вскоре