— По чьему заданию вы работали? Кто вами руководил?

Его товарищей, без сомнения, допрашивали о не меньшей настойчивостью. Но те ничего не могли бы сказать, даже если бы и хотели. Они получали задания от Вальтера, знали только его, и никого больше.

И вот наконец обвинительный акт перед ним. Довольно объемистое произведение… И Вальтер стал читать. Что же вменяется ему в вину?..

Листовки и агитационные брошюры, которые распространялись по полицейским участкам, найдены были в большом количестве на квартире полицейского надзирателя Эвальда Холлера. На вопрос, откуда у него эта литература, он упорно отказывался отвечать. — Очень хорошо! — Установлено, однако, что обвиняемый Эвальд Холлер, точно так же как и обвиняемый полицейский надзиратель Артур Витт, принадлежал к подпольному кружку, существовавшему внутри организации профессионального союза полицейских служащих. Оба обвиняемых и по этому поводу отказались давать какие-либо показания. — Превосходно! — Установлено, что непосредственно руководил ими обвиняемый Вальтер Брентен. — Гм! Теперь все ясно! — В его адрес кем-то регулярно посылалась литература, которую затем распространяли среди служащих полиции. — Тьфу, дьявол, значит, и это им известно! — Обвиняемый Вальтер Брентен не служит в полиции. — Я думаю! Только этого не хватало! — Ввиду нарушения обвиняемыми параграфа закона… — Ну, это уже скучно!

Свидетели обвинения — Внимание! Внимание! — полицейский надзиратель Альфонс Тиде, старший надзиратель Вилли Кравинский, начальник полицейского участка Отто Биндинг, комиссар уголовной полиции…

Вальтер побелел, как стена его камеры. Бледный, похолодевший, сидел он на табурете и смотрел на это имя…

Комиссар уголовной полиции Гейнц Отто Венер…

Значит, и он… А может быть, он-то все и выследил, и раскрыл, и обстряпал дело, а затем передал его в суд?

А Рут… Она знает?

III

Рут знала. В тот вечер, когда Вальтеру вручили обвинительный акт и он лежал на своих нарах, неподвижно глядя в грязный, выбеленный известкой потолок, уголовный комиссар Гейнц Отто Венер, в слегка подвыпившем состоянии, подошел к кровати своей жены и с насмешливой улыбкой взглянул ей в лицо. Она мельком посмотрела на него и повернулась спиной. Но, услышав его хихиканье, сразу приподнялась.

Он стоял и ухмылялся.

Его лицо, уже не худощавое, а полное, хотя и совсем еще молодое, без единой морщинки, сияло торжеством.

— Что случалось? Чему ты смеешься?

Он не ответил, не двинулся с места и все ухмылялся.

— Ляг наконец! — сказала она с раздражением и опустилась на подушки.

— Он за решеткой. И он знает все.

— Кто он? — спросила Рут.

— Твой давнишний дружок, преобразователь мира и друг человечества.

Она молча села, в упор глядя на мужа.

— Так, значит, он в тюрьме? Тебе счастье привалило? Это твоя заслуга?

— Угадала! — воскликнул Гейнц Отто. — Малец собирался вести подрывную работу среди нас. Среди нас! Надо же! Какая наглость!

— Среди нас? Это среди кого же?

— В полиции! Ты только представь себе — вести коммунистическую пропаганду среди полицейских! Когда социал-демократов и тех мы еле-еле терпим!

— Это карается?

— Ты шутишь! — воскликнул он, смеясь. — Прямая государственная измена! Это пахнет каторжной тюрьмой. В каторжную тюрьму отправится он, мечтатель, бросающий бомбы.

— Он бросал бомбы?

— Листовки — те же бомбы! Так все и начинается.

— Ляг же наконец!

Глядя, как он снимает сорочку, она вдруг все поняла. Только теперь до нее дошло то, что она услышала. Вальтер арестован. Его отправят в каторжную тюрьму! На всю жизнь на нем останется клеймо каторжника! И этому содействовал Гейнц, ее муж… Рехнулся Вальтер, что ли? Вести среди полицейских коммунистическую пропаганду!

Венер погасил свет и обнял жену.

— Не надо!

— Что с тобой? — Он притянул ее к себе.

— Не надо, Гейнц! Мне нездоровится!

— Ну что ж! Пожалуйста!

IV

Утром, когда Венер проснулся, он не увидел жены рядом. Она давно встала, сделала все, что требовалось в ее маленьком хозяйстве, — покормила кур и выпустила их из курятника, бросила кроликам зеленого корма и широко раскрыла окна.

Мягкое апрельское утро несло в себе дыхание весны. На безоблачном небе сияло по-майски теплое солнце. Все зеленело, на деревьях и кустах раскрывались первые почки, и птицы шумным щебетом приветствовали наступление нового дня.

Утренние часы Рут любила больше всего. Небольшой загородный домик в Зазеле, поселке хотя и расположенном под самым Гамбургом, но не знавшем суеты и шума большого города, был ее маленьким царством. Она любила свою белую, выложенную кафелем кухоньку, свои маленькие комнаты, своих птиц и животных, свой сад с цветочными клумбами и фруктовыми деревьями.

Но сегодня она была рассеянна и задумчива. Давно ли ходили они, взявшись за руки, по берегу Эльбы, по пустоши?.. Давно ли он в пламенных словах рассказывал ей о «трех Томасах», об этих мучениках, принявших мученичество во имя лучшего, более справедливого миропорядка?

А теперь он сидит в тюремной камере, ему грозит каторжная тюрьма, ему, который, как никто, любит природу, волю! И ее муж приложил руку к тому, чтобы бросить его за решетку… Возможно, Вальтер это знает. Знает и то, что ей тоже все известно…

Венер вошел в кухню, умытый и причесанный, и, по обыкновению, поцеловав ее, пожелал доброго утра. Он взял жену обеими руками за плечи и долго всматривался в ее лицо.

— Хорошо ты выглядишь, право, прекрасно! — Потом, еще с минуту молча поглядев на нее, прибавил: — Только бледна! Правда, бледность тебе, идет!

Она отошла к плите. Вскипятила кофе.

— Ты, кажется, состоишь в Националистическом союзе полицейских служащих, Гейнц, не правда ли?

Он поднял глаза:

— Да! А что?

— Вы ведь против республики?

— Само собой!

— А это не карается законом?

— Не понимаю тебя!

— Это разве не государственная измена?

— Ах во-от оно что! Вот куда ты гнешь! Мы националисты, слава богу! А националистические убеждения ни при каких условиях не означают государственной измены, голубка моя!

— Но вы-то против республики?

— По своим националистическим убеждениям — против!

— Все равно! Он тоже против республики!

— По преступным мотивам.

— Неправда! Вздор это! — Она испугалась своих слов и своей горячности.

Он удивленно, больше того — с досадой взглянул на нее.

— Ты все еще защищаешь его? Очень интересно!

— Ты совсем не знаешь его, Гейнц! — сказала она мягче. — Я отнюдь не защищаю его. И что тут защищать? Он не преступник — в этом я уверена. Кто утверждает противное, тот лжет!

— Выслушай меня! — спокойно, наставительным тоном сказал Венер. — Кто он — дурак или преступник, безразлично; мировоззрение, которое он отстаивает, преступно!

— Не верю!

— Но это так! Я советовал бы тебе этих вещей не касаться…

Разговор, казалось, был окончен. Гейнц Отто Венер молча пил свой кофе. Когда он собрался уходить, Рут спросила:

— Ты будешь против