Шрифт:
Закладка:
Бабушка умерла.
Тем временем тело Китти, завернутое в простыню, перенесли в комнату для завтрака, где оно осталось ждать прибытия доктора Зельцера и приезда катафалка. Вспомнив, что бабушка все утро лежала в гостиной, едва прикрытая халатом, Лили почувствовала приближение тошноты. Ужасающий образ стоял у нее перед глазами – маленький коричневый холмик, который оказался ее бабушкой.
Они с матерью первыми бросились вниз.
– Не смотри! О, Лили, отвернись, прошу! – кричала мать, развернувшись на полпути и пытаясь остановить Лили, но было уже слишком поздно.
Она никогда не забудет эту картину, никогда не сможет пройти через холл, не видя на плитах кровь.
Франц и Альфред сами перенесли тело в гостиную, избавив женщин от этой страшной работы. Когда они вернулись, отец словно постарел на несколько лет. Франц выглядел не лучше: он был бледен, глаза, налитые кровью, блуждали по сторонам, рука нервно потирали лицо чуть ли не каждую секунду. Лили даже видела, как он сморгнул слезы. Хорошо хоть Михель пока ни о чем не знал: фройляйн Зёдерлунд было приказано проследить, чтобы он позавтракал у себя в комнате.
– Лиза, ты свободна на сегодня. Отправляйся на кухню, тебе нужно поесть, – строго сказала Зильта. – Остальные могут отправляться к себе, чтобы переодеться, а затем я распоряжусь насчет завтрака. Никому лучше не станет, если и мы свалимся с ног от слабости. Вскоре прибудет доктор Зельцер, мы не можем принять его в ночных рубашках. Зеда, ты не сможешь приготовить нам небольшой завтрак после того, как переоденешься? – твердо сказала она, и было ясно, что это не просьба.
Лили была впечатлена тем, с какой легкостью мать взяла на себя командование, когда мужу понадобилась помощь. Слуги мигом покинули комнату. Альфред кивнул.
– Ты права. Мы должны жить дальше. – сказал он, хотя сам, казалось, был едва ли на это способен.
Лили тоже не понимала, как после случившегося день просто продолжает идти своим чередом.
* * *
После смерти бабушки Лили еще острее ощутила, что прежняя жизнь ускользает от нее. Что все изменилось, что она уже не та, какой была еще пару недель назад. Все вдруг показалось ей неправильным. В доме стало тише и темнее. Словно над комнатами повисло заклятие, чья парализующая сила заставляла их всех говорить тише, двигаться медленнее. Лили почти забыла, что значит быть счастливой. Иногда она просыпалась среди ночи, и ей казалось, что она слышит, как Китти ворочается в своей постели, а потом она вспоминала о случившемся, и на глаза наворачивались слезы. Ее отношение к бабушке всегда было двойственным, и лишь теперь, когда Китти не стало, Лили поняла, как сильно она любила суровую старую даму.
Отец, казалось, тоже не в силах был справиться со столь внезапной и опустошительной потерей. Он сделался тихим, потерял аппетит и похудел. Лили знала, что и в судоходной компании не все шло гладко, но родители об этом не говорили. Мужчины, как всегда, ограждали женщин от серьезных вопросов, и впервые в жизни Лили была этому рада. За обедом царила неопределенная атмосфера. Михель, не понимая, в чем дело, капризничал. Мать казалась рассеянной и молчаливой. Дома Лили делалось не по себе, и она все больше погружалась в дела женского кружка. Она ходила на чтения и мероприятия всякий раз, как удавалось вырваться, откладывала ради этого встречи с Эммой и Бертой, пропускала занятия и уроки танцев. Ложь прочно вошла в ее повседневность, и Лили даже перестала ее замечать. От одной мысли о Генри сводило зубы. Она отменяла их встречи всякий раз, как могла. Если же приходилось идти, делалась то слишком тихой и угрюмой, то слишком громкой и взвинченной. Теперь она не знала, как вести себя с ним. Он объяснял ее поведение смертью бабушки и становился еще заботливее, чем еще сильнее ее раздражал.
Только прогулки с Йо могли ее немного утешить. Лишь в его присутствии она снова могла дышать полной грудью и даже смеяться. Они виделись всякий раз, когда удавалось это устроить. Встречались на берегу, брали пролетку и ехали в отдаленные районы, а там уже спокойно гуляли и разговаривали – о книгах, о рабочих в порту, о кошмарных условиях в трущобах, обо всем, кроме себя.
За все это время они даже не коснулись друг друга.
Потому что они оба знали, что как только пересекут эту черту, пути назад не будет. Но Лили ждала их встреч больше всего на свете, и она знала, что Йо чувствует то же самое. Они играли с огнем. Но ничто не могло помешать Лили вновь пойти к нему. Ничто и никто.
* * *
Франц проснулся с ощущением, что что-то не так. Он несколько раз растерянно моргнул со сна и потер рот. Сквозь щель в пологе кровати на него упал яркий луч луны.
Он хотел пить. Что-то разбудило его, и он не мог понять, что, знал лишь, что чувствует себя странно. Волосы на руках встали дыбом, словно наэлектризованные, затылок покалывало.
Должно быть, ему приснился кошмар. Он устало свесил ноги с края кровати и уже собирался встать, чтобы налить себе глоток воды из графина, как вдруг замер. И медленно опустился обратно.
В тени у шкафа стояла темная фигура. Он хотел закричать, но не мог издать ни звука и лишь, дрожа, смотрел в темноту, сжимая простыню.
Она молчала. Маленькая, сгорбленная, как ребенок. Но он знал, что там, в темноте, был не ребенок. Лицо было скрыто тенью, и все же Франц чувствовал, как в него впивается острый взгляд.
Когда на лицо упал лунный свет, у него перехватило дыхание. Он знал это, почувствовал еще во сне.
Бабушка выглядела такой же, какой они ее нашли. Со сломанным позвоночником, головой, выгнутой под странным углом, раскрошенными зубами и остекленевшим взглядом. Она тянулась к нему своими скрюченными руками.
– Франц! – сказала она, и голос ее звучал так же, как при жизни. – Франц, мой мальчик!
Он с криком сел на кровати. Дыхание сбилось, лицо оказалось мокрым от слез. Резким движением он раздвинул полог кровати. В углу у шкафа никого не было.
Сон! Это всего лишь сон! Опять… Его сердце бешено колотилось в груди. Он медленно откинулся по подушку, смаргивая слезы, от которых щипало глаза. Он думал, что не спит, был почти уверен, что действительно видел ее. Все казалось таким реальным – комната, одеяло.
Но ее
