рубашку, – приказала она. Пока Арзо, смущаясь, возился с верхней пуговицей, она быстренько расстегнула все остальные, ощупала живот и подреберье больного. Теперь, как ни пыталась она быть хладнокровной, по врачебному бесстрастной, предательская краска выступила на ее щеках.

– Печень на целую ладонь увеличена, необходимо соблюдать строгую диету и режим, – серьезно констатировала Полла, а потом даже неожиданно для себя спросила: – Что, спортом занимаешься?

– Да, – важно ответил Арзо и, увидев, как расплылось в улыбке лицо Поллы, чуточку насупился. – А что ты смеешься?

– Я вспомнила, как ты делал зарядку под грушей в Ники-Хита.

– А-а-а, ха-ха-ха! – захохотал Арзо, и они залились смехом.

– Ой, не дергайся, – очнулась Полла. – Игла может выскочить. Тебе нельзя сильно смеяться, да и любое напряжение теперь противопоказано. Так что о спорте минимум на год позабудь.

– Есть – нельзя, пить – нельзя, заниматься спортом – нельзя, а что можно? – закапризничал Самбиев.

– Все отягощающее организм, и особенно печень, – надо исключить.

– А любовью заниматься? – плутовская искорка мелькнула в пожелтевших глазах Арзо.

– Это не тема для обсуждения со мной, – Полла решительно отвела руки от больного, прикрыла его тело рубашкой.

– Ну ты ведь врач.

– Будущий врач.

– Неважно. Раз взялась за мое лечение, то будь добра – дай полноценные рекомендации и ответь на поставленный вопрос. Для врача, я думаю, этот вопрос не в диковинку.

Мраморная строгость застыла на лице студентки мединститута.

– Хорошо… Я отвечу, и отвечу не только на этот вопрос, но и на все остальные, которые вертятся у тебя на языке, читаются во взгляде.

– Ты о чем, Полла? – попытался ее перебить Арзо, однако девушка жестом остановила его.

– Начну с конца… Этим делом заниматься можешь по мере потребности и возможностей. Ответ понятен? Далее… Я прекрасно тебя понимаю. Теперь я не та Полла, которую ты любил, и если быть грубой как ты, то коротко ответ таков: ныне вместо пломбы девственницы я приобрела клеймо жеро. – При этих словах голос ее задрожал, крупные слезы увлажнили глаза. – Да… теперь я жеро, но это не дает тебе права смотреть на меня как на замаравшую свою честь женщину и тем более задавать провокационные вопросы.

– Полла!

– Не перебивай… Этим вопросом ты хочешь перевести наши отношения на новые рельсы: от любовных ухаживаний за девушкой, на которой можно жениться, к любовным утехам с женщиной, с которой можно развлечься.

– Нет, Полла!

– Да, – слезы уже текли ручьями по ее сморщенному в обиде лицу. – Так знай. Да, судьба моя сломлена, подрублена, но я свою честь сберегу… Да, я жеро, но это не значит, что кто-то сможет со мной вольничать. Я за себя постою, а ты приехал не меня проведать, а себя успокоить. Спасибо… Я выполню свой профессиональный долг и буду сопровождать тебя до самой больницы в Ростове. Я выкупила все купе, так как везти иначе инфекционного больного – преступление. Я выполняю не только долг, но и отдаю честь тебе как земляку и односельчанину. На этом поставим точку в наших взаимоотношениях. Договорились? А теперь постарайся заснуть, я подлила снотворное в капельницу. Сон – лучшее лечение.

Она хотела встать, однако Арзо схватил ее за руку.

– Полла, ты права… Ты абсолютно права. Прости меня! Прости!

Сквозь слезы девушки мелькнула жалкая улыбка.

– Ничего, ничего Арзо, – она не только не вырвала руку, но другой стала гладить его кисть. – Тебе надо поспать, успокоиться. Ты болен, а впереди – долгая дорога… Поспи.

Самбиев хотел что-то сказать, может быть, оправдаться, но сознание обессилело, непонятная истома овладела им, парализовала силу и волю. Он сомкнул веки и блаженно погружаясь в бездну, чувствовал только, как ласковые руки Поллы гладят его, ухаживают за ним.

– Я люблю тебя, – прошептал он в полусне и мигом отключился.

Поздно ночью на такси добрались до железнодорожного вокзала. Самбиев, все еще пребывавший под сильнейшим воздействием снотворного, еле волочил ноги, Полла с трудом поддерживала обессилевшее тело.

– А ты от меня не заразишься? – уже будучи в вагоне забеспокоился Арзо.

– Нет, – успокаивала Полла, укладывая больного. – Я уже давно заражена тобой.

Дернувшись, поезд медленно тронулся. Арзо о многом хотел поговорить с Поллой, однако сон брал верх. Под ускоряющийся перестук колес он засыпал и чувствовал, как девушка бережно разувает его, снимает носки, чем-то смазывает мозоли на ногах. Самбиеву стало неловко от этих хлопот.

– Не дергайся, – сухо скомандовала Полла, бережно укрыв его простыней, нежным голосом прошептала. – Дай Бог тебе выздоровления! Пусть сон твой будет благословенен!

Поезд набрал крейсерскую скорость, за окном замелькали столбы. Представить не мог Арзо, что будучи в отдельном купе с красивой девушкой, тем более с Поллой, он позволит себе первым заснуть, хотя бы не пообщавшись, но вагон качался, убаюкивая молодое тело, невостребованную страсть, и наверное, увядшую любовь…

Пронзительный гудок разбудил Самбиева – за окном громыхал встречный поезд. Он глянул в окно: светало, их поезд стоял в пригороде Ростова-на-Дону. На противоположной полке в неудобной позе полулежала Полла. Видимо, она до утра сидела, но сон одолел ее, и она так и застыла – тело на полке, ноги на полу. В полумраке ночного светильника ее лицо отливало слоновой костью, смоляные волосы расплелись, волной разметались на подушке.

Пытаясь не шуметь, он покинул купе и направился в тамбур. Когда минут через пять он вернулся, Полла находилась в той же неудобной позе. Тогда Арзо решил, что должен позаботиться о ней. Он бережно поднял ее ноги на полку, укрыл простыней.

Полла зашевелилась, сквозь сон простонала и вновь застыла. Как никогда прежде, Самбиев внимательно вгляделся в ее красивое, чуточку скуластое лицо: только теперь Арзо понял, что она после замужества ничуть не испортилась, а наоборот стала более женственной, привлекательной, и эта худоба ярко обозначила строгие линии лица, еле заметную раскосость глаз и характерность, как у капризного ребенка, вспухленных губ.

Состав дернулся, медленно тронулся. Арзо не выдержал, легонько погладил шелковистость щеки, хотел поцеловать, и только наклонился, как в полумраке блеснули глаза, пышные ресницы заморгали спросонья.

– Не смей, – полусерьезно-полушутя сказала Полла. – Даже болезнь тебя не угомонит. Узнаю Самбиева.

Она села, стала заплетать волосы, стоящий прямо над ней в узком купе Арзо часто задышал, опустился на ее полку, их тела соприкоснулись.

– Самбиев, пересядь.

– Почему ты называешь меня по фамилии?

– Ты – мой пациент, – нескрываемая ирония звучала в ее голосе.

– Я тебя люблю, – со всей серьезностью