время года: «Да едят бедные и насыщаются». В пламенном славословии спасенный в звездном хору (в «собрании великом») превозносит милость господню. Господь сам принимает власть над миром, и все народы с благодарностью превозносят его имя.

Так, взаимоотношение земного и небесного, человека и бога, которое мы нашли характерным для всей древности, находит свое отражение на самом небе, где, как заключенное в узы и ослабленное солнце, так и Орион, соответствуют «сыну человеческому», который взывает о помощи против угрожающих ему опасностей зимнего времени. С этой точки зрения, также и псалом 21, весьма возможно, как предположил «Миф о Христе», мог быть культовой песней в честь умирающего и воскресающего солнечного божества, как Грессман хотел бы видеть то же самое в 53 главе Исайи. Может быть, описанные в нем события понимались в чисто небесном смысле или, может быть, они имели свое земное отражение в соответствующих культовых действиях, вроде чествований Аттиса, Таммуза, Адониса, Озириса, и т. д. Далее, мы уже видели раньше, как сильно этот псалом повлиял на историю распятия Иисуса. А если представить себе, что «распятый» Орион 21 псалма взял в наследие себе два другие важные небесные креста: весенний крест с Овном (Ягненком) и осенний крест с находящейся под ним Чашей (черепом), Девой, Волосами Береники (Мгаддела=Мария Магдалина) и т. д., то имеются налицо все те моменты, которые, по Немоевскому, характеризуют астральную «via dolorosa» (скорбный или крестный путь.

Тем самым получен надежный пункт, на основании которого, первоначально-мифический и астральный характер остальной истории Иисуса выявляется сам собою, и, по-видимому, дан самоочевидный довод в пользу того, что еще до Иисуса существовал уже культ «распятого», и что ядро образа Иисуса в действительности является чисто астральным.

Все восточные религии, включая иудаизм, по своей сущности, являются религиями астральными. Выше мы признали откровение Иоанна иудейско-гностическим произведением, Иисус которого более оригинален, чем Иисус евангелия. Откровение же носит совершенно несомненный астральный характер. В этом заключается дальнейший довод за то, что также и христианство не является исключением из этого правила.

1

В данном томе выброшены из текста некоторые, не имеющие для русского читателя значения, места, вроде личных выпадов самого Древса против критиков, или их против него, и т. п. Выброшены также несколько страниц, где он развивает свою религиозную философию.

2

Недавно стокгольмский раввин Готтлиб Клейн попытался доказать историчность Иоанна следующим образом: согласно Матфея, 14, 12, ученики погребли обезглавленное тело Иоанна. По талмуду, Гиллель увидел на поверхности воды плывущий череп Иоанна и обратился к нему со словами: «За то, что ты крестил, тебя утопили, конец же тех, которые тебя утопили, будет таков, что они утонут». Иосиф замечает следующее: «его (Иоанна) смерть была причиной того, что войско Ирода навлекло на себя гнев божий». «Эти три совершенно независимых друг от друга сообщения, — замечает Клейн, — рассказывают нам о кончине Иоанна и о действии, произведенном умерщвлением его. Всякий исторически вышколенный (!) человек должен признать, что мы имеем дело с документально доказанным фактом» («Ist Jesus eine hist. Persönlichkeit?», 16). Quod erat demonstrandum («что и требовалось доказать»). Клейн, приведя этот «аргумент», очевидно, вовсе не считался с возможностью того, что мнимые слова Гиллеля, как и все прочее, что в талмуде относится к евангелию, почерпнуты из христианской традиции и лишь задним числом приписаны Гиллелю, тогда как отрывок из «Иуд. Др» является вставкой, выражающей представление христиан о смерти Иоанна.

3

Люблинский считает само место подлинным, так как оно выражает отношение фарисеев к христианам, диаметрально противоположное тому, какое изображается в евангелиях. Впрочем, это место выражает то отношение, которое существовало между фарисеями и христианами в первом веке. «Христианская интерполяция (вставка) стремилась бы находиться в соответствии с официальным, евангельским изображением взаимоотношений между фарисеями и христианами, тогда как рассказ Иосифа совершенно противоположен официальной традиции. Мы имеем перед собой дохристианских христиан, которые находились в замечательном единомыслии с фарисеями, тогда как храмовая аристократия ив саддукеев была их общим врагом»

4

Да и вообще все произведение Хвольсона, этого «знаменитого знатока талмуда», несмотря на свой претенциозный тон и комплименты верующим в Иисуса, лишено абсолютно всякого значения для дела. Оно, думается, вообще написано лишь для того, чтобы напомнить современникам о прежних произведениях заслуженного русского исследователя, в особенности же о его «Das letzte Passahmahl Christi» («Последняя пасхальная трапеза Христа»), над которым следовало бы поразмыслить сторонникам исторического Иисуса. То обстоятельство, что Хвольсон при этом подвел новозаветных теологов, в том числе даже Шюрера, и изобличил их в лживом изображении взаимоотношений между Иисусом и фарисеями, а также в их полном невежестве по части раввинистической литературы, без знания которой немыслимо понять описываемые в евангелиях события, — это обстоятельство только приводит в веселое настроение нас, которых эти самые теологи честили обычно, как «дилетантов». Исчерпывающие возражения против всей аргументации Хвольсона привел в упомянутом выше труде Штейдель.

5

Чрезвычайно характерным для тактики противников является тот факт, что в последнее время католики начинают ссылаться даже на Порфирия, философа-неоплатоника, жившего с 232 по 304 (?) г. Он написал много произведений против христианства, о которых мы кое-что знаем лишь обходным путем из того, что написано Мефодием и Евсевием в их опровержение, и о которых никто не может точно сказать, каково собственно было их содержание, ибо император Феодосий II в 435 году предусмотрительно приказал предать эти книги публичному сожжению. Но какое до всего этого дело теологам, раз они могут на защиту себя пустить в ход еще одно лишнее имя!

6

Впрочем, самая подлинность переписки между Плинием и Траяном новее не так уж достоверна. Юстин вовсе не упоминает о ней, когда ему представляется случай, да и намек на нее Тертуллиана весьма сомнителен. Тенденция переписки — представить христиан в возможно более привлекательном свете — слишком откровенна, чтобы не вызывать подозрений. Поэтому, да и по другим соображениям, эта переписка тотчас же после ее первого опубликования, в начале XVI века, знатоками была признана подложной. Да и более поздние исследователи, вроде Землера. Оба оспаривали подлинность переписки, как в целом, так и в отдельных пунктах.

7

Книга Юлихера, вообще говоря, является наиболее слабой из всего, что появилось во время борьбы за историчность Иисуса, и отнюдь не заслуживает тех комплиментов,