– Ну разве не хотели бы вы узнать, бедняжка, как бы вы могли выглядеть, сложись ваша жизнь чуть благополучнее? – спрашивала одна с истинно материнским сочувствием.

– Это ужасное солнце сожгло вашу кожу! Не работай вы так много под его палящими лучами, разве были бы вы лицом столь темны? Разве обветрились и огрубели бы ваши щечки, если бы вы имели возможность беречь их от суровых зим и жаркого лета? – подхватывала другая, всячески демонстрируя ужас от того, как неприглядна была моя жизнь до сих пор, и как сурово она со мной обошлась.

– Ужасные рубцы над бровью! Разумеется, их нужно сгладить!

– Мне кажется, милая моя, вас должны порядочно беспокоить боли в спине. При такой осанке это неизбежно, но так быстро поправить эту беду не получится... Для начала попробуем вот это заклинание... Вот видите? Вы уже держитесь ровнее! Однако вам потребуется длительное лечение, чтобы исправить полностью этот недочет.

– Вы безжалостно обошлись со своими волосами, дорогая! Хорошо, что вы воспользовались не ножницами, а заклинанием, пусть даже и кривовато наложенным. Мы отменим его и... О!.. Тут нужно будет поработать чуть дольше, чем я полагала...

На меня обрушилась лавина изящных заклинаний, каждое из которых было ароматизировано и украшено сверх меры различными эффектами вроде осыпающихся цветочных лепестков или мерцающих искорок вперемешку с радужными пузырями. Я никогда не увлекалась этой частью магической науки и до сих пор лишь слышала о том, как своеобразно оформлены заклинания прихорашивания. Украшательства эти не являлись простой прихотью – они были призваны отвлечь внимание клиента от болезненных ощущений, которые, увы, неизменно сопровождали действие каждой формулы. Я стойко терпела жжение и покалывание, но уже после первого десятка формул я начала неудержимо чихать – то ли от смешения разнообразных запахов, то ли от светящейся пыли, окутывавшей меня. Чародейки подмечали все мелочи, и неустанно исправляли недостатки, из которых, по их мнению, я состояла.

– К сожалению, – в очередной раз, словно невзначай, напомнила мне одна из магичек, – большая часть этих заклинаний будет иметь временный эффект. Для полного избавления от всех изъянов потребуется время и долгая кропотливая работа, но даже сейчас вы можете посмотреть в зеркало и без труда вообразить, как чудесно вы сможете выглядеть в будущем!..

Разумеется, то был весьма прозрачный намек – если я хотела в дальнейшем сохранить ту красоту, которой меня наделили сегодня, то мне следовало сохранять теплые отношения с Артиморусом, предоставившим к моим услугам этих искусниц, явно имеющих дело с заказами самых богатых изгардских дам. Уловка старого мага не была столь уж хитрой, но, вне всякого сомнения, действовала – я чувствовала это каждый раз, когда бросала взгляд на услужливо поданное зеркало. Да, осознание утраты ранит – а я теперь ясно видела, как много утратила. В зеркале отражалось вовсе не то смуглое, грубоватое лицо, к которому я привыкла. Хоть черты его и не изменились, но оно стало куда яснее и свежее, точно старый портрет, с которого стерли вековую пыль. Жесткие волосы, погубившие столько гребней, теперь свивались в блестящие точно шелк локоны, и глаза, внезапно оказавшиеся светло-голубыми, сияли на фоне матовой, чуть тронутой золотистым загаром кожи. Никогда я не была так хороша, и, если мне хотелось сохранить этот дар, следовало оставаться при Артиморусе, более не пытаясь бунтовать против Лиги и слепо выполняя все приказы. О, это был коварный подкуп!

Когда чародейкам показалось, что они достаточно поработали над столь неблагородным материалом, мне было предложено посмотреть на себя в большое зеркало, украшавшее дальний угол комнаты. Мне доводилось видеть не так уж много предметов, изготовленных эльфами – не считая надгробий и склепов на злополучном эльфийском кладбище около Эсворда – но я сразу поняла, из-под чьих рук могло выйти подобное произведение искусства. Из одежды на мне к тому времени осталась только простая рубаха, но тем сильнее оказалось впечатление, произведенное на меня моим же отражением. Возможно, измени чародейки меня до неузнаваемости, я бы заставила себя испытывать пренебрежение к фальшивой временной личине, подаренной мне Артиморусом, но в зеркале несомненно отражались именно мои лицо и тело, ставшие в одночасье куда привлекательнее.

Я так пристально изучала себя, что даже не заметила, как потемнела зеркальная гладь, точно все свечи в комнате догорели разом – одна лишь моя фигура оставалась озаренной светом, чей мертвенный лунный оттенок был мне уже знаком. На мгновение голова у меня закружилась, я сморгнула и увидела, что голова моя украшена венком из плюща, и побеги его обвивают мои руки. От неожиданности я сделала шаг назад, мгновенно покрывшись испариной, и едва не сбила с ног одну из моих благодетельниц. Судя по выражениям их лиц, ни одна из чародеек не заметила ничего необычного, и я не стала объяснять, отчего я испугалась, рассудив, что ни один из моих секретов не стоит раскрывать без веской на то причины. Но к тревожным мыслям, одолевающим меня, добавились еще и недобрые воспоминания об обещании, данном мною лесному королю. Мне пришло в голову, что выполнить мне его придется весьма скоро – раз уж завтра я узнаю о том, куда подевался Каспар...

Ближе к полуночи, после утомительного выбора наряда, меня препоручили заботам служанок, проводивших меня в ванную комнату, после чего силы окончательно покинули меня. Я рухнула, обессилев, на огромную кровать и спустя пару минут уже крепко спала – а в ушах у меня звучала та самая мелодия, что слышала я тогда у развалин башни, где веселился король Ринеке.

Глава 8, объясняющая, зачем Каррен понадобилась Артиморусу и проливающая свет на некоторые обстоятельства исчезновения магистра Каспара

Светская столичная жизнь начиналась отнюдь не с рассветом, и я впервые за много дней спала, сколько того требовало уставшее тело. Это придало мне и физической силы, и душевной – я окончательно уверилась, что повстречаю сегодня Каспара. И разве это была не встреча мечты? Я кружилась перед большим эльфийским зеркалом, рассматривая свое прелестное голубое платье со всех сторон, и впервые в жизни испытывала те чувства, что так важны для любой женщины. Ум мой был настолько занят непривычными для него мыслями, что я на время оглупела до невероятных пределов. Каким-то чудом мне удалось сообразить, что следует