эмоции, но сам я их не испытываю.

– Ну а как же эксперимент? – спросил Ангель. – Ведь вам хочется его провести?

– Конечно, – согласился Жакмор. – Еще как хочется! Какой именно? Так вот: я хочу провести абсолютно полный психоанализ. Я – одержимый.

Ангель пожал плечами.

– Этого до сих пор никто не делал?

– Нет, – ответил Жакмор. – Тот, кого я буду психоанализировать, должен поведать мне всё. Всё. Свои самые тайные мысли, самые страшные секреты, невысказанные идеи, то, в чем он не осмеливается признаться самому себе; все, что есть и что еще останется после, а затем и то, что стоит за этим. Ни один психоаналитик не проводил такого эксперимента. Я хочу понять, как далеко можно зайти. Я хочу заполучить желания и стремления, я возьму их у окружающих. Полагаю, что у меня не оставалось ничего из полученного ранее, так как я не заходил достаточно далеко. Я хочу устроить что-то вроде идентификации. Знать, что страсти существуют, и не чувствовать их – это ужасно.

– Но если у вас есть такое желание, – возразил Ангель, – то будьте уверены, этого вполне достаточно, чтобы не считать себя совсем пустым.

– У меня нет никакого основания делать что-то одно вместо чего-то другого, – сказал Жакмор. – Я хочу взять у других то, что ими движет.

Они приближались к стене, находящейся с другой стороны дома, симметрично воротам, через которые Жакмор прошел в сад накануне. Высокая позолоченная ограда нарушала монотонность камня.

– Мой дорогой друг, – сказал Ангель, – позвольте мне повторить еще раз: желание заиметь желания – уже само по себе достаточно сильная страсть. И то, что она заставляет вас действовать, – неоспоримое тому доказательство.

Психиатр провел рукой по рыжей бороде и засмеялся:

– Вместе с тем это доказывает отсутствие желаний.

– Вовсе нет, – возразил Ангель. – Чтобы не обладать ни желаниями, ни устремлениями, вы должны оказаться в совершенно нейтральной социальной среде. И не испытывать на себе никакого влияния, не иметь никакого воспоминания о прошлом.

– Так оно и есть, – подтвердил Жакмор. – Я родился в прошлом году, таким, каким вы видите меня сейчас. Посмотрите на мое удостоверение личности.

Ангель взял документ и начал его разглядывать.

– Да, правда, – признал он, возвращая документ. – Но это же неправда!

– Да вы вслушайтесь, что говорите! – запротестовал возмущенный Жакмор.

– Одно очень хорошо дополняет другое, – пояснил Ангель. – Правда, что это записано в удостоверении, но то, что в нем написано, – неправда.

– Однако при рождении рядом со мной имелась табличка, – продолжал Жакмор. – «Психиатр. Пустой. Для наполнения». Табличка! Да что об этом говорить! Так было напечатано!

– Ну и что? – спросил Ангель.

– А то! Вы же видите, что желание наполнения исходит не от меня. Что все это было разыграно заранее. Что я не был свободен в своем выборе.

– А вот и нет! – возразил Ангель. – Если у вас есть хотя бы одно желание, вы уже свободны.

– А если бы у меня его не было? Даже этого одного?

– Вы бы просто перестали существовать.

– Тьфу! Не буду больше спорить. С вами становится страшно.

Выйдя за ограду, они зашагали по дороге, которая вела в деревню. Земля была белой и пыльной, по обочинам росла влажная, цилиндрической формы трава – темно-зеленое частоколье желатиновых карандашей.

– Послушайте! Ведь все как раз наоборот! – взвился Жакмор. – Свобода – это полное отсутствие каких бы то ни было желаний, и абсолютно свободным может считаться только тот, кто не имеет никаких желаний. Именно потому, что у меня нет никаких желаний, я считаю себя свободным.

– А вот и нет, – возразил Ангель. – Поскольку у вас есть желание заиметь желания, у вас уже есть желание что-то заиметь, а значит, все ваши рассуждения неверны.

– О! – воскликнул Жакмор в негодовании. – В конце концов, хотеть чего-либо означает быть прикованным к своему желанию.

– А вот и нет, – возразил Ангель. – Свобода – это желание, которое исходит от вас. А в общем-то…

Он остановился.

– А в общем-то, – подхватил Жакмор, – вы просто морочите мне голову. Я собираюсь психоанализировать и забирать истинные желания, хотения, сомнения и все такое, а вы тут меня изводите.

– Подождите, – в раздумье произнес Ангель, – проведем следующий опыт: попробуйте хоть на секунду полностью перестать хотеть желания других. Попробуйте. Но только честно.

– Я согласен, – сказал Жакмор.

Они остановились на обочине. Психиатр закрыл глаза и, казалось, полностью расслабился. Ангель пристально вглядывался в его лицо. Кожа Жакмора как будто дала блеклую трещину. Лицо постепенно светлело; какую-то странную прозрачность приобретали руки, шея, тело.

– Посмотрите на свои пальцы… – прошептал Ангель.

Жакмор открыл почти бесцветные глаза. Сквозь свою правую руку он увидел черный кремень на дороге. Внезапно, как бы одернув себя, он снова обрел очертания и плотность.

– Вот видите, – заметил Ангель. – В абсолютно расслабленном состоянии вы перестаете существовать.

– Ну-у… – протянул Жакмор. – Вы сильно заблуждаетесь. Если вы надеетесь меня переубедить с помощью подобных фокусов… Лучше объясните, как это у вас получилось…

– Ладно, – махнул рукой Ангель. – Я даже рад, что вы столь изворотливы и совершенно не хотите признавать очевидного. Это в порядке вещей. У психиатра должна быть нечистая совесть.

Они дошли до окраины деревни и, не сговариваясь, одновременно повернули назад.

– Ваша жена хочет вас видеть, – произнес Жакмор.

– С чего вы взяли? – буркнул Ангель.

– У меня такое предчувствие, – сказал Жакмор. – Я – идеалист.

Они вошли в дом и поднялись по лестнице. Резные дубовые перила услужливо прогнулись под крепкой пятерней Жакмора. Ангель открыл дверь в комнату Клементины.

X

Он застыл на пороге. Жакмор остановился за его спиной в ожидании.

– Ты не против, если я войду? – спросил Ангель.

– Войди, – ответила Клементина.

Она взглянула на него мельком – и не друг, и не враг, а так. Так он и стоял, по-прежнему не осмеливаясь присесть на край кровати, боялся потревожить.

– Я больше не могу тебе доверять, – сказала она. – Женщина, которой наделали детей, больше не может верить мужчинам. Особенно тому, кто наделал.

– Моя бедная Клементина, – начал Ангель, – ну и досталось же тебе!

Она резко вскинула голову. Она не хотела, чтобы ее жалели.

– Завтра я встану с кровати. Через шесть месяцев они должны научиться ходить. Через год – читать.

– Ты идешь на поправку, – сказал Ангель. – Узнаю прежнюю Клементину.

– А это была не болезнь, – отрезала она. – С этим покончено. Это не повторится никогда. В воскресенье их должны окрестить. Их назовут Жоэль, Ноэль и Ситроэн. Я так решила.

– Жоэль и Ноэль, – повторил Ангель. – Звучит не очень красиво. Есть еще Азраэль, Натанаэль. Ариэль, в конце концов. Или Сливунэль.

– Ты уже ничего не изменишь, – отчеканила Клементина. – Жоэль и Ноэль – для двойняшек. Ситроэн – для третьего.