Провозвестники виршевой поэзии

Приказная школа стихотворства — общность стихотворцев, коих отличали признаки профессионально-корпоративного мышления, — сложилась в России не сразу, приблизительно к 30-м гг. XVII в. Однако до этого времени уже действовала целая плеяда поэтов, чье творчество стало образцом для подражания и фактически намечало основные пути последующего развития русской виршевой поэзии как в тематической, так и в жанрово-стилистической областях. Социальный состав этих — старших — поэтов, неоднороден: среди них есть клирики, приказные служащие, окольничие и князья. Последним благодаря их высокому общественному статусу и авторитету принадлежала особая роль в распространении в Российском государстве живого интереса к неравносложному рифмованному стиху. Поданный ими пример наиболее горячо был воспринят в кругах русской служилой бюрократии. Ведь служащие государевых приказов — дьяки и подьячие — были кровно заинтересованы в нахождении такой литературной формы, которая позволяла бы им с наибольшей эффективностью апеллировать к царскому двору, говорить с ним как бы на одном — изысканном, ученом языке. Таким образом, активное формирование приказной школы поэзии было предопределено. В свою очередь высокородные поэты начала «бунташного» столетия получили вкус к стихотворству не без влияния западнославянской литературы, в частности из прямых контактов с польскими шляхтичами, в среде которых умение сочинять стихи в ту пору почиталось за своего рода рыцарскую добродетель и рассматривалось как правило хорошего тона. «Смута» в России способствовала, по существу, беспрепятственному развитию подобных контактов.

ИВАН ФУНИКОВ

Послание дворянина к дворянину

Послание написано около 1608 г. тульским помещиком Иваном Васильевичем Фуниковым, который был захвачен восставшими крестьянами Ивана Болотникова в Туле, осажденной войсками Василия Шуйского. Рассказ Фуникова о расправе над ним восставших выдержан в характерном для повествовательных произведений Смутного времени стиле: в нем сочетается проза и раешный стих. Подобным образом построены «Иное сказание» 1606 г., «Сказание» Авраамия Палицына (см. ниже), многие «подметные» письма. Наиболее очевидным адресатом послания был князь Г. К. Кривой-Волконский (см.: Солодкий Я. Г. Об адресате «Послания дворянина к дворянину» // ТОДРЛ. — Т. XXXIX. — Л., 1985. — С. 344-345).

Текст послания печатается по изд.: Адрианова-Перетц В. П. Русская демократическая сатира XVII века. — М., 1977. — С. 183-184.

ФЕДОР ГОЗВИНСКИЙ

О Федоре Касьяновиче Гозвинском известно немногое. Вероятно, поляк или белорус по происхождению, в годы царствования Василия Шуйского (1606-1610) он состоял на службе в Посольском приказе в должности переводчика с греческого и польского языков. Можно лишь предположить, что своим отменным знанием греческого языка Гозвинский был обязан учителям школы Львовского Ставропигийского братства — единственного в то время православного учебного заведения, где преподавание греческого было поставлено на должной основе. Примечательно, что один из видных профессоров Львовской школы, ее первый ректор и составитель еллино-славянской грамматики «Адельфотис» (изд. 1591) — грек Арсений Элассонский (1549-1626) жил в Москве с 1589 г., будучи архиепископом Архангельского собора в Кремле. Не исключено, что Арсений, организовавший в Москве греческую школу, и Гозвинский знали друг друга.

Вирши на Езопа

«Вирши» являются стихотворным предисловием к «Притчам или баснословию Езопа Фриги» — первому в России переводу эзоповых басен, выполненному Гозвицским в 1607 г. Вместе с «притчами» Гозвинский перевел не менее баснословное жизнеописание Эзопа, приписывавшееся византийскому филологу Максиму Плануде (1260-1310), а также теоретические суждения о басне из риторических прогимнасм латинского грамматика Авзония (ок. 310-393). Перевод Гозвинского, пользовался огромной популярностью у русских читателей в течение всего XVII в., о чем свидетельствуют его многочисленные списки и редакции. Одна из таких редакций самого предисловия (назовем ее «православно-благочинной») приводится нами в разделе «Анонимное стихотворство».

Текст «Виршей» печатается по изд.: Тарковский Р. Б. Государев толмач Федор Гозвинский и его перевод басен Эзопа // Вестник ЛГУ. — No 14. — Сер. Истории, языка и лит-ры. — Вып. 3. — Л., 1966. — С. 106 (по списку ГПБ, Q. XVII. 272, л. 41 об.).

Слово о нравах сребролюбца

«Слово» представляет собой отдельную (21-ю) главу «Тропинка» папы Иннокентия, переведенного Гозвинским с польского языка в 1609 г. Оно завершает поднятую в предыдущих главах книги тему аморальности «сребролюбия», которое, по христианскому нравственному кодексу, считалось вторым после гордыни «смертным грехом». Обличение сребролюбия было предметом постоянной заботы русских стихотворцев первой половины XVII в. (ср. «Послание некоему сребролюбителю» Антония Подольского и др.). Стиховая структура «Слова» специфична: важная конструктивная роль в ней отведена синтаксическим параллелизмам, рифмованным книжным пословицам.

Текст печатается впервые, по списку XVII в. ГБЛ, собр. Н. С. Тихонравова, ф. 299, No 242, л. 211-211 об.

Авторская помета

Завершив перевод «Тройника», Гозвинский сделал в рукописи характерную моноритмическую запись — «писцовую помету», удостоверяющую его авторство. Однако от стихотворных «помет» других русских писателей первой половины XVII в., выдержанных в духе традиционного самоуничижения, ее отличает необычный пафос гордого самовосхваления автора и едва ли не признание им своей интеллектуальной исключительности. Это говорит о том, что Гозвинский-поэт все же следовал установкам не древнерусского, а скорее — западно-европейского литературного этикета.

Текст «пометы» печатается по публикации: Тарковский Р. Б. Государев толмач Федор Гозвинский... — С. 105 (по списку БАН, 33. 20. 10, л. 129 об.).

АНТОНИЙ ПОДОЛЬСКИЙ

Сведения о жизни Антония Подольского весьма противоречивы. Еще в прошлом столетии многие ученые полагали, что Антоний был украинским ипоком, переселившимся в 10-х гг. XVII в. в Москву. Между тем в сохранившихся сочинениях писателя («Слове о многопотопном и прелестном пьянстве», «Слове о царствии небесном, богом дарованном и вечном, и о славе святых...», «Слове о разслабленном и немужественном и изумленном страховании, написанном к некоему другу» и др.) нет ни украинизмов, ни белорусизмов: все они написаны на типичном для московских книжников первой половины XVII в. церковнославянском языке. Поэтому более убедительным представляется мнение, что Антоний был русским, а своим прозвищем — Подольский — был обязан не Подолии, а, к примеру, селу Подол (ныне г. Подольск), являвшемуся тогда вотчиной Данилова монастыря, или Подольскому монастырю, что находился рядом с Троице-Сергиевым монастырем. Старинные Разрядные книги свидетельствуют, что в 10-20-х гг. XVII в. в московских приказах служил подьячий Антон Подольский. В 1615-1617 гг. он был причислен к штату Денежного стола Разряда, получая хорошее жалованье в 33 рубля (см.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. — М., 1975. — С. 416). Из обнаруженной нами переписки Подольского с игуменом Богоявленского монастыря, справщиком Ильей следует, что Антоний был очень деятельным человеком. В 1617-1619 гг. он выполнял сразу несколько служебных обязанностей, в частности,