— Извините, гражданин Начальник, вы можете мне показать, где я допустил приписку?

— Не пудри мне мозги, осуждённый! Неужели ты думаешь, что вы сможете получить зарплату больше, чем я или Начальник зоны?

— Так вот что, оказывается, более всего вас задело! Зависть, что простой зэк может заработать больше вас! Наряд переделывать я не буду: вы обязаны заплатить нам то, что мы заработали. Не заплатите — обращусь с жалобой по инстанции! — упорствовал я.

— Ты что, угрожать мне вздумал?

— Ни боже мой, я просто ставлю вас в известность, что буду добиваться справедливости. — И добавил фразу из одного американского боевика: — Поверьте, ничего личного…

— Ага, ничего личного! Мне известно, какую кашу ты заварил на предыдущей зоне, но здесь у тебя ничего не выйдет!

— Может быть, — с готовностью кивнул я. — А вдруг выйдет? Одного не могу понять, зачем вам лишний геморрой? Вы же прекрасно знаете, что с моими нарядами согласится любая комиссия…

— Хорошо, допустим, ты меня убедил и я подпишу, но полковник ни за что не пропустит этот наряд, по которому зэк получит зарплату чуть ли не вдвое больше, чем он. Да и меня примет за сумасшедшего…

— Есть один выход…

— Какой? — встрепенулся он.

— Разбросать этот наряд на четыре месяца, но два месяца мы будем только выходить на промзону и следить, например, за чистотой вашего кабинета… — Я нагло улыбнулся.

— И ты думаешь, полковник на это пойдёт?

— Канарис — это ваша проблема.

В тот день мы так ни к чему и не пришли, Остановились на том, что он пообещал переговорить с полковником. Несколько раз меня дёргал и «Старший Кум», и Начальник колонии, и даже «Квазимодо».

Так прозвали за глаза майора Селиверстова — заместителя Начальника колонии по режиму. Эту кличку он получил пару лет назад, после того как один зэк, доведённый до отчаяния, взялся за топор и рубанул сначала прапорщика по голове, а потом и майора, попытавшегося остановить его. Прапорщик скончался на месте, а Селиверстов выжил — ему досталось по шее, но с тех пор голова его, как берёзка под напором ветра, склонилась к правому плечу.

И уговаривали меня, и запугивали, даже в ШИЗО грозили сгноить, но я твёрдо стоял на своём. Тогда они стали наезжать на ребят из моей бригады, и те вскоре сдались и принялись уговаривать меня. Оставшись в одиночестве, я ещё немного покочевряжился, а потом стал склонять начальство к компромиссу. В конце концов, остановились на двух тысячах четырехстах рублей, то есть в те два месяца наша бригада оказалась самой высокооплачиваемой на «четвёрке». И я считаю это большой победой — с самого начала был уверен, что более двух тысяч вырвать у них не удастся.

Во время строительства нашего «дворца» я познакомился с моим почти земляком — Александром Симоновым. «Почти» потому, что он был родом не из Москвы, а из Подмосковья. Довольно большой срок его подходил к концу, и его расконвоировали, то есть он имел право работать вне зоны без конвоя. Александр возил на «Волге» Начальника колонии.

Когда мы сдружились настолько, что стали доверять друг другу, Саша поведал мне весьма любопытную историю о предыдущей хозяйской «Волге», на которой он ездил. Как-то Начальник ушёл в отпуск, а белую «Волгу» оседлал Канарис, временно исполнявший обязанности Начальника колонии. По-видимому, машина ему так понравилась, что он задумал «приватизировать» её. И за несколько дней до выхода из отпуска «Хозяина» подбил на это «чёрное» дело Симонова, пообещав ему на пару месяцев сократить срок отбывания наказания. Попробуй откажись: попасть в немилость к Канарису — всё равно что весь оставшийся срок ходить по минному полю.

Идею разработал сам Канарис. Александр должен был подъехать к самому топкому болоту, которых вокруг было предостаточно, затем включить заднюю скорость и точно вернуться по своим следам, после чего отыскать укромное место в лесу и тщательно замаскировать там машину.

— Пледставляес. — Саша немного картавил, и первое время я с трудом удерживался от смеха. — Пледставляес, подъеззаю к болоту и немного не лассчитал: пеледние колёса по самый бампел плитопли. Ну, думаю, хана мне плисла, уже хотел из масыны выскакивать, чтобы спастись, а потом пломелькнуло в баске: Каналис же мне не повелит! Подумает, что я масыну заталил, стобы потом кому-нибудь плодать, а ему плосто мозги палю! Давай газовать изо всех сил и Бозэньку умолять: помоги, мол, мне Бозэнька! Помоги! Век воли не видать — не забуду твоей седлости! И велис ли, вдлуг пеледок масыны как тляхнёт, и она стала потихоньку ползти назад: видно, из-под задних колес вылвало какую-то колягу и отбло-сило к пеледним колёсам… Велис ли, выблался на сусу, высэл из масыны и с час плосидел на тлаве, не в силах сдвинуться с места, так меня тлясло…

— А дальше?

— Что дальсэ, дальсэ всё было плосто: загнал масыну в чассу, заблосал ветками и песком велнулся в зону. Встлетился с Каналисом и всё лассказал. Он самолично плодиктовал мне объяснительную о том, что я, отпла-вившись по его пликазу на одну из делянок, как и было на самом деле. Пли возвласэнии пелепутал дологу и заблудился. Попал в топкие места и чудом спасся, но масыну спасти не смог — утопла… Плиехал «Хозяин», плочи-тал мою объяснительную, пликазал показать то место, составили акт о списании. «Хозяин» хотел в ШИЗО меня запихнуть, но Каналис как-то уговолил его, и я отделался только выговолом, котолый Каналис и снял челез неделю. И, как и обесал, пледставил меня на комиссию, ко-толая и соклатила мой слок на два с половиной месяца, так что челез неделю я — дома!

— А с машиной что?

— На той масные сейчас ездит Каналис: номела на двигателе и сасси я спилил, пелекласил её в синий цвет, а он распустил слух, что покупает себе поделзанную машину. Видно, с ментами у него всё в полядке: получил новые номела и ездит себе в ус не дует…

— А ты не думал, что Канарис может тебя кинуть? — спросил я.

— Как он мог меня кинуть? Я же мог всё лассказать «Хозяину»…

— А если бы просто избавился от тебя? Ведь ты до сих пор остаёшься для него опасным свидетелем!

— Я что, по-твоему, похож на дебила? Я слазу намекнул Каналису, что подстлаховался…

— Каким образом?

— А зачем ему знать об этом? — подмигнул Александр. — Но тебе скажу: я не забил номела, как завелил Каналиса, а напильничком сточил, так что пли нолмальной экспелтизе всё и ласклоется…

— А ты, оказывается, ещё тот жучара! — рассмеялся я. —