Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Романы » Смерть меня не найдёт - Ефимия Летова

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Перейти на страницу:
я его откусила. И зубы выбила.

Умирать не страшно, один раз я уже умирала… С этой мыслью я снова погружаюсь в небытие.

Повторное пробуждение до зубного скрежета однообразно: писки, шорохи и тяжёлая неподвижная голова. Правда, мне удаётся справиться с губами, и я хриплю в темноту:

— Лигран…

Какие-то голоса, незнакомые, искажённые, оживают за горизонтом моего восприятия, не в настоящем времени, а в воспоминаниях, и хотя они произносят вроде бы знакомые мне слова, я не понимаю. С у усилием поворачиваю голову и вижу окно.

Самое обычное окно — пластиковая рама, мятые пыльные жалюзи подняты, обнажая кусок тёмно-синего неба и огрызок луны, безжалостно-тусклой. Не зелёной, земной луны.

— Лигран! — зову я, уже понимая, что звать бесполезно.

Откуда бы ему взяться на земле?

Поднимаю руку, ту, которая без иглы от капельницы — с трудом, но поднимаю — ногти отрасли, но они светлые, и пальцы совсем не такие, как у лирты Агнессы. Не такие тонкие, изящные, и вот этот шрамик — собака покусала в детстве. Можно ещё проверить длину и цвет волос, и всё прочее, но в этом нет необходимости.

Я больше не Агнесса. Я не на Магре. Я не разбилась при падении, она — разбилась, а я — вернулась. Может быть — нет, не может быть, а совершенно точно — я просто чем-то заболела и всё, что я видела, было агонией сознания на грани жизни и смерти.

Как же иначе?

Сплетение удивительных видений, непостижимая игра мозга, ничего больше. Ничего не было, ничего не будет, кроме той самой жизни, к которой я так стремилась вернуться. Крысы не оживают, кварков не существует. Лиграна тоже не существует, никогда не существовало.

А я обычный человек, не повелевающий водой, не разрывающий пространство. Никакой. Обычный. Умеющий плакать.

Это последнее я доказываю сама себе сразу же. Слёзы текут по щекам, и я моргаю, пытаясь их остановить, закусываю потрескавшиеся губы, пытаясь не издавать лишних звуков — вдруг я здесь не одна? Живот содрогается в спазмах. Я реву, а привыкшие к темноте глаза выхватывают очертания больничной палаты, реву, не имея возможности зажать себе рот или вытереть щёки. Приборы пищат более сердито и громко, но никто на их зов не приходит.

Ну и хорошо.

Это только моя боль, может быть, я никогда не смогу её выплакать, но в любом случае, обойти её невозможно.

Только пройти насквозь.

* * *

Из больницы меня забирала вернувшаяся из Хорватии для решения каких-то формальных вопросов тётка. Оказалось, что меня обнаружили без сознания в соседнем подъезде бабы Вали почти три декады — о, чёрт, тридцать — дней назад. Обнаружила меня никто иная, как сама баба Валя, вернувшаяся из поликлиники, и, недолго думая, вызвала скорую. Так я и провалялась целый месяц, то в платной палате, за что следовало благодарить ту же тётю, то в реанимации, пока каким-то образом не пришла в себя. По поводу причин столь длительной потери сознания никто не мог сказать ничего конкретного, за исключением "черепно-мозговой травмы" и прочих умных медицинских слов, до которых мне не было дело. Ничего криминального, потеряла сознание, ударилась головой, а травмы головы, знаете ли, коварны. Без особого труда выпросила себе академ в университет на ближайший год, хотя, наверное, зря. Физически-то чувствовала более-менее сносно, а морально…

Как бы то ни было, когда вокруг люди, желание подняться на крышу и сигануть вниз становится меньше.

С большим содроганием, но я всё же набралась смелости и позвонила Людке. Та охала и ахала минут пятнадцать, а когда я осторожно спросила про кота, только отмахнулась — пропал, мол, и чёрт с ним. Не в коте счастье.

…я бы поспорила, но не стала.

Жизнь двинулась дальше, неуклюже, как телега на квадратных колёсах, но всё-таки она двигалась. Днём я работала, вечером приходила домой, ужинала, не чувствуя вкуса, и отправлялась гулять по городу часов до трех-четырёх ночи, чтобы потом уснуть без сновидений на неразложенном диване. Шла, не глядя, куда, заткнув уши наушниками, повторяя, как мантру: однажды это пройдёт.

Однажды я перестану пытаться устроить бурю в стакане воды — не фигурально, а в самом что ни на есть прямом смысле.

Перестану выискивать на полках магазинов бирюзовую краску для волос. Замирать при виде колокольчиков.

Перестану вздрагивать, глядя на черноволосых мужчин, и вообще, начну глядеть на мужчин не для того, чтобы разглядеть в их лицах черты того, кто существовал только в моём воображении.

Заведу собаку или канарейку.

Начну дуть на одуванчики.

Этот миг обязательно должен наступить в твоей бездарной и скучной, нет, нормальной и правильной жизни, лирта Камилла.

…просто — Камилла.

Сегодня у меня выходной, а я сижу на лавочке у подъезда рядом с бабой Валей, и мне настолько не хочется ничего, что даже смартфон я оставила дома, хотя повтыкать в смартфон — самое милое дело для человека, потерявшего в жизни даже иллюзию смысла.

Что я могла найти там сейчас?

— Нельзя одной, Камилла, — неспешно, но и неотвратимо, как бульдозер, продвигает свою главную мысль баба Валя. — Я вот одиночества накушалась полной ложкой, но хоть дочка есть, внучка вот, бог даст — еще и внука мне Галка родит. А ты чего? Есть хоть на работе мужики свободные?

— Мужики-то есть, да всё как-то не то, баб Валь. Да зачем они мне сдались, вон, мой отец всю жизнь пил, мать намучилась, не хочу я так. Лучше заведу сорок котов.

— Молодая ты, Агнесска, не понимаешь!

— Я… — резко оборачиваюсь, смотрю на сосредоточенное лицо соседки. — Как вы меня назвали?

— Как?

— Как меня зовут?!

— Камилла, — женщина даже отодвигается, смотрит на меня недоумённо. — А что?

— Ничего… Послышалось.

…это невыносимо.

— Баб Валь, а что вы для понижения давления пьёте?

— А тебе зачем?

— Низачем, — я встаю, отряхиваю длинную юбку, вставляю ноги в растоптанные шлёпки. Раньше только в брюках ходила, а теперь…

Раньше — и теперь. Раньше — и теперь!

Это невыносимо!

— Да, хоть бы и кота, — бубнит вслед баба Валя. — Вон, смотри какой, я уже не первый раз его вижу, пыталась прикормить, да не даётся. Кучерявый такой, не тронь, Машка, кисю! Поцарапает! Кыш!

От слова "кучерявый" меня передёргивает, как от удара тока.

— Где этот кот?

Испуганная интонациями моего голоса соседка едва ли не крестится:

— В подвал забежал, говорю ж, пугливый…

— Ксамурр! — зову я, сначала осторожно, а потом всё громче. — Кс-кс-кс, Ксамурр!

Слёзы, которые я пыталась сдержать внутри весь этот год, начиная с пробуждения в палате, прорываются наружу,

1 ... 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Перейти на страницу: