скучает по дому, по Нарьян-Мару. Она сейчас работает в Лосево учителем и живёт в Верколе. Встаёт утром в 5.30 и вечером приезжает с рабочими, конечно, ей тяжело, в перелом. Но работа есть работа, и ничего не поделаешь.

Нарисую тебе план дома, и думаю, что тебе понравится. Дом буду строить, где была маленькая избушка… 11 метров длина, 6,5 – ширина, с печкой-лежанкой, с передком и приёмной».

И год спустя, когда дом был уже почти готов, 2 декабря 1977 года новое письмо, в котором Владимир подробно рассказывает дяде, как он строит свой дом, сколько чего и кто помогает. Всё до мелочей описывает:

«В выходные всё стараюсь работать у нового дома. Окошки, все 11 окон, уже присечены… Но вот самое трудное – это навесить двери… Дом уже со стороны дороги похож на настоящий. Но работы ещё много… Нужно сделать три печных места – в кухне под русскую печку, в средней комнате под голландку, в-третьих, нужно во всех комнатах сделать и набрать потолок и сделать веранду…»

А это уже из письма племянника Владимира от 26 марта 1978 года:

«Ещё будет нужно 2 тыс. кирпича, 100 листов шифера. И всё-таки за прораба я буду сам, правда, на оклад позову толковых мужиков. Не знаю, правдоподобно ли это, но мне хотелось бы до морозов попасть в новый дом, хотя бы в одну кухню. Ты же знаешь, я нынче женюсь…»

И Фёдор Абрамов, горячо поддерживая все строительные дела своего любимого племянника, помогал как мог! В начале всего строительства сразу отправил 500 рублей (по тем временам сумма весьма приличная). Не оставалась в стороне и Людмила Владимировна, от себя лично справив Владимиру нужную в плотницком деле вещь – электрорубанок.

И вот как тут опять не провести параллель – именно в марте 1978 года, когда дом племянника Владимира уже был почти готов, Фёдор Абрамов отправил в «Новый мир» свой первый вариант романа «Дом», который за последние четыре месяца вновь старательно переработал. Постоянные сомнения в совершенстве написанного не отпускали. И как следствие, тревога за нахождение рукописи в «Новом мире».

Отвечая на вопросы корреспондента «Литературной газеты», интервью будет опубликовано 22 марта 1978 года, Фёдор Абрамов ещё до выхода романа в свет скажет:

«Да, роман называется “Дом”. Это, пожалуй, единственное название из трёх книг, которое родилось сразу да так и осталось неизменным…

События в романе развёртываются в 1970-е годы. Так что ранее известные читателям герои повзрослели на 20 с лишним лет. Это и те же люди, и не те. Многое изменилось в их судьбах: кто стал мудрее, совестливее, лучше, чем был, шире душой, скромнее в словах. Кто, наоборот, потускнел, сломался, не выдержал жизненных испытаний.

Главные жители “Дома” по-прежнему Пряслины – Михаил и Лиза, их младшие братья-близнецы Пётр и Григорий, уже повзрослевшие, сами вступившие в пору зрелости. Завершаются в романе и судьбы других героев – Анфисы Петровны, Лукашина, Подрезова, Петра Житова, Евсея Мошкина, Егорши Суханова. Конечно, за двадцать лет в Пекашине выросла смена, всколосилось новое поколение, которому открываются новые дали. И здесь же, в Пекашине, доживают свой век зачинатели нашей советской нови, герои Гражданской войны и первых пятилеток – Калина Иванович Дунаев и его жена Евдокия. Словом, люди и время, время и люди – вот что меня особенно волнует как писателя…

Я доволен уже тем, что “Дом” построен. Завершена работа пяти-шести лет. И мне хотелось бы, чтобы у него была счастливая судьба…»

Несомненно, написание романа «Дом» было предначертано Фёдору Абрамову творческой судьбой. Роман просто не мог не появиться, так как был задуман ещё тогда, когда вторая и третья книги пекашинской трилогии не были выведены набело. Работая над романами «Две зимы и три лета» и «Пути-перепутья», Абрамов одновременно с ними делал наброски и «Дома», первые заметки к которому датированы ещё зимой 1965 года, а первые законченные в черновиках главы – летом 1973 года. Так уж распорядилось время, что задуманный писателем в середине 1960-х роман «Дом» впоследствии стал произведением о 1970-х годах.

Спустя два месяца после сдачи романа в «Новый мир» Фёдор Абрамов получит от редакции журнала 60 цензурных замечаний, которые надлежало исправить в кратчайшие сроки.

И даже третий вариант романа не разгонит тучи сомнений за его судьбу. Цензура не пропускала роман в печать даже в усечённом самим автором и редакцией варианте. 11 сентября после поездки в Москву Абрамов с горечью в душе отметит в дневнике: «Опричники из цензуры раскрасили весь роман (красным карандашом работают). Главная причина – жизнь. Слишком много живой, невыдуманной жизни в романе. Надо разгрузить».

Впрочем, наверное, ни один абрамовский роман не вызвал такого накала авторских чувств и волнений, как «Дом». Да, в чём-то он повторял судьбу «Двух зим…». Но тогда в «Новом мире» был Александр Твардовский и практически весь удар за публикацию романа в «Новом мире» он принял на себя. Сергей Наровчатов такой редакторской судьбы для себя не желал, оттого публикацию «Дома», которая была намечена на конец 1978 года, отдал на откуп Союзу писателей СССР и отделу культуры ЦК КПСС, что само по себе подразумевало снятие с себя всякой ответственности за его опубликование. По сути, главный редактор «Нового мира» занял выжидательную позицию, и Фёдор Абрамов это почувствовал. Наровчатов даже не ответил Абрамову на его письмо, отправленное 18 сентября 1978 года:

«Дорогой Сергей Сергеевич!

Я сделал всё, чтобы как можно скорее напечатать роман “Дом” (то, что его напечатают, я и минуты не сомневаюсь!).

Первое. Я учёл все Ваши главные замечания, касающиеся участия Виктора Нетёсова в экономическом возрождении деревни и усиления духовного воздействия старого большевика Калины Ивановича на Михаила Пряслина и Евдокию. Более того, не без подсказки редактора (Д. В.) (Д. В. Тевекелян – редактор «Дома» в «Новом мире». – О. Т.) я расширил это воздействие до воздействия на всю жизнь Пекашина. Так, своё решение впрячься в пекашинский воз Пётр Пряслин принимает, мысленно сообразуясь и советуясь с Калиной Ивановичем.

Короче, и идейная, и духовная преемственность поколений прописаны отчётливо и последовательно на протяжении всего романа.

Второе. Самым серьёзным образом я “отреагировал” (простите за канцеляризм, пишу перед отъездом на вокзал) (письмо Наровчатову было написано Абрамовым в гостинице «Москва» за несколько часов до отъезда домой в Ленинград. – О. Т.) и на частные замечания. С помощью всё той же Д. В. мы “отработали” и уточнили все детали и подробности, за исключением разве 2–3 пустяков, совершенно безобидных с точки зрения “бдителей”, но для меня имеющих принципиальное значение. И тут – к стенке ставьте – не уступлю!

И, наконец, третье и последнее. За эти дни я встретился и по-доброму разговаривал с рядом ответственных товарищей (Абрамов