Л. Д. Троцкий во время инспекционной поездки на один из фронтов Гражданской войны

1920

[РГАСПИ. Ф. 325. Оп. 1. Д. 24. Л. 22]

Троцкий развивал фантастический план формирования конного корпуса в 30–40 тысяч всадников для отправки его в индийский поход — «путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии». Нам нужно лишь создать «политический и военный штаб азиатской революции, который в ближайший период может оказаться гораздо дееспособнее Исполкома Третьего Интернационала»[939]. Начавшееся вскоре наступление Деникина на Москву похоронило эти планы, но не установку на использование военно-политического потенциала новой России для расширения «красной зоны». Так, в октябре 1919 года Ленин поддержал просьбу Чичерина удержать Троцкого от перенесения военных действий на территорию Эстонской республики[940]. Вспоминать о «красноармейском штыке» большевики будут еще неоднократно.

В начале 1920 года Гражданская война казалась почти законченной, боевые действия велись на окраинах бывшей Российской империи. Троцкий получил двухмесячный отпуск, за время которого он успел написать манифест предстоящего конгресса Коминтерна, который, согласно его позднейшему признанию, «имел во всех отношениях программный характер»[941]. Документ начинался с анализа международных отношений после заключения Версальского мира. Троцкий исходил из того, что сформировалась их новая система («Программа „организовать Европу“, выдвинутая германским империализмом в момент его высших военных успехов, перешла по наследству к победительнице Антанте»), и делал вывод, что она будет крайне непрочной («самые могущественные силы работают над подготовкой нового мирового поединка»). Наступила эпоха гегемонии США, которые «запустили руки во все вопросы европейской и мировой политики», сменив доктрину Монро на лозунг «Весь мир для американцев»[942].

Гораздо слабее выглядела та часть манифеста, которая была посвящена мировым хозяйственным отношениям. Капиталисты отказались от «планомерного выжимания прибавочной стоимости в процессе производства» и перешли к откровенному грабежу как отсталых народов, так и трудящихся в собственных странах. «Экономическое восстановление Европы, о котором говорят ее министры, есть ложь. Европа разоряется, и вместе с ней разоряется весь мир». Переходя в сферу политики, Троцкий отказывал в каких-либо перспективах парламентской демократии, отождествленной с наиболее утонченной формой буржуазного господства, он даже назвал ее «выкидышем истории». «В то время как социал-демократические тупицы продолжают противопоставлять путь демократии насильственному пути диктатуры, последние остатки демократии попираются и уничтожаются во всех государствах мира»[943].

Манифест завершался апологетикой в адрес Советской России, которая «обнаружила на деле великие возможности, заложенные в коммунизме». Ее дело Коминтерн «объявил своим делом. Международный пролетариат не вложит меча в ножны до тех пор, пока Советская Россия не включится звеном в федерацию Советских республик всего мира». В последнем разделе речь шла не столько о политической стратегии создаваемых коммунистических партий, сколько о предательской роли социал-демократии, которая, по мнению автора манифеста, стала главным препятствием для развертывания мировой революции пролетариата, объективные условия для которой давно уже созрели[944].

Троцкому пришлось прервать свой первый отпуск на государственном посту, поскольку вновь напомнил о себе Западный фронт. Польские войска под командованием Пилсудского перешли в наступление и 7 мая 1920 года почти без боя захватили Киев. Здесь речь шла уже не о внутреннем, а о внешнем конфликте, который имел давние корни, уходившие в средние века и «смутное время». Как справедливо отметил наш герой, «страна встряхнулась», польские легионеры были отброшены, Киев освобожден. Но дело этим не ограничилось. Инерция легко одержанной победы порождала опасные иллюзии всемогущества, главным источником которых являлся сам Ленин.

Уже в первые дни советско-польской войны все члены Политбюро сошлись во мнении, что «поляки будут биты и дело кончится весьма вероятно провозглашением советской власти в Варшаве»[945]. В своих мемуарах Троцкий достаточно точно излагал положение, сложившееся к началу июля: «Поляки откатывались с такой быстротой, на которую я не рассчитывал, так как не допускал той степени легкомыслия, какая лежала в основе похода Пилсудского. Но и на нашей стороне, вместе с первыми крупными успехами, обнаружилась переоценка открывающихся перед нами возможностей. Стало складываться и крепчать настроение в пользу того, чтоб войну, которая началась как оборонительная, превратить в наступательную революционную войну»[946].

Необходимо было принимать судьбоносные решения, учитывая, что три года мировой и три года Гражданской войны привели страну на край пропасти. И все же после появления ультиматума английского министра иностранных дел Керзона (11 июля 1920 года), который потребовал немедленно остановить наступление, Ленин настоял на том, чтобы отвергнуть его и продолжать двигаться на запад. «Надо прощупать красноармейским штыком, готова ли Польша к советской власти. Если нет, всегда сможем под тем или иным предлогом отступить назад». Его поддержали традиционно «левые» Зиновьев и Бухарин.

Троцкий занял осторожную позицию, выступив за то, чтобы принять посредничество Антанты и тем самым добиться раскола между правящими кругами Англии и Франции. Он указал, что на фронте «поляки не сдаются в плен, отступают в порядке, разложения у них большого незаметно». Еще дальше пошел Радек, заявивший, что он и польские коммунисты «считают Польшу не готовой к советизации. Наше наступление вызовет лишь взрыв патриотизма и бросит пролетариат в сторону буржуазии»[947].

Троцкий практически не принимал участия в работе Второго конгресса Коминтерна — наступление на Варшаву представлялось ему гораздо более важным делом. Он «лишь изредка появлялся на конгрессе, его больше заботило положение на полыхающем польском фронте»[948], вспоминал один из участников конгресса. Наркомвоен командовал парадом красноармейских частей в честь иностранных делегатов, который состоялся на Красной площади, там же была организована выставка трофейного оружия[949]. Троцкий отличался склонностью к подгонке революционных побед под важные события и юбилейные даты, и собравшиеся в Москве представители компартий всего мира заслуживали подобного подарка. Их восторги у карты военных действий, вывешенной перед залом заседаний, определялись тем, что благодаря успехам Красной армии они начинали чувствовать себя решающим фактором мирового развития.

Народный комиссар по военным делам Л. Д. Троцкий на Красной площади с делегатами Второго конгресса

27 июля 1920

[РГАСПИ. Ф. 489. Оп. 2. Д. 168. Л. 1]

В последние дни работы конгресса в секретариате Троцкого обсуждался вопрос о создании в сопредельных с Польшей странах боевых отрядов из коммунистов, которые в нужный момент поддержат Красную армию[950]. Фактически речь шла об организации партизанской войны за пределами Советской России, прежде всего в Германии. Для достижения поставленных целей использовались напряженные отношения между польскими войсками и местным населением на территории Белоруссии. 9 июля 1920 года Троцкий