Шрифт:
Закладка:
Даже когда поймал сегодня в больнице у подоконника, когда тревога забилась под ребрами зверем, когда подспудно стало обидно и больно… Я отмахнулся, потому что знал, что не выдержу правды!
А она разбирала, разбирала… Пока смотрел на Нечая, на своего Ангела, тяжесть в груди становилась непосильной.
«У вас что-то было?»
Вытолкнул, потому что уже не стерпеть.
Звоночек за звоночком… Я чувствовал, что Юния уже не моя.
И все равно я ждал, что они солгут. А я бы поверил… Я бы, мать вашу, поверил!
«Юния больше не твоя… Теперь она моя девочка…»
Только не это. Все, что угодно, но, сука, не это!
Остановившись в конце одной из железнодорожных платформ, тяжело опускаюсь на бетон. Холод пробирает сходу, меня тут же ощутимо колотить начинает. Но на это похрен. Достаю из кармана джинсов телефон, чтобы позвонить. А вместо этого открываю галерею и начинаю листать фотографии Юнии.
Боль за грудиной усиливается.
Блядь, да у меня там самоподрывающийся снаряд. Разрывает на куски, и похуй, что оболочка сохраняет целостность. Я, мать вашу, в кашу.
И я рыдаю. Я, сука, рыдаю, как никогда в жизни.
Чтобы не орать на весь вокзал, вгрызаюсь зубами в тонкую кожу между большим и указательным пальцами. Но практически сразу же чувствую, как прокусываю ее. Рот заполняет кровь, и меня, естественно, сразу же начинает тошнить. Выдохнув, свешиваю голову между ног и с кашлем сплевываю ебучую слизь.
Рядом кто-то останавливается, но я не обращаю внимания. Пока этот человек не присаживается на корты.
– Как ты, сука, нашел меня? – рявкаю, брызжа на него всем, мать вашу, биологическим материалом, который сейчас произвожу.
Кровь, слюни, слезы… Не думал, что когда-то докачусь до подобного.
Зарядив ладонью по бутылке с водой, которую мне протягивает Нечай, бешусь от того, что не удается выбить ее у него из руки.
– Я спросил, как ты меня нашел?!
Эта тварь отводит взгляд. Глядя в сторону уходящих дорожных линий, толкает с каким-то гребаным философским смыслом риторический вопрос:
– Разве это важно?.. Есть люди, которые шарят в быстром поиске по сотовой связи.
– Ты просто заебал своей вездесущностью, ясно?!
– Ясно.
– Если бы я тебя, сука, хотел видеть, я бы не ушел из своей квартиры!
В ответ на мой выпад Нечай вбивает мне в грудь бутылку.
– Умойся и приди в себя.
– Пошел ты на хуй, блядь!!! Подлая тварь! А я ведь тебя до поры до времени реально братом считал! – смеюсь и захлебываюсь слезами. Издаваемые звуки для меня самого звучат ненормально. – Я тебя братом считал!!!
– Я подлая тварь? – спокойно отражает ебаный Нечаев. – А ты, сука, какая тварь, если навешивал, что Ю меня боится?! С какой, блядь, целью ты это делал, а? Ты не тварь?
– Я защищал ее! В первую очередь думал о ней!
– Да что ты? – ухмыляется мрачно.
Отвечаю тем же.
– Ты бы ее трахнул и через неделю забыл!
– Хаха… Откуда тебе, сука, знать?!
– Оттуда, что ты, падла, ебущий всех без разбора мразотный ублюдок!
– Ну и при чем тут Ю? Или ты хочешь сказать, что сам все эти годы не ебался по сторонам, пока с ней за ручки ходил? Думаешь, я дебил?! Думаешь, я о тебе ни хрена не знаю?! Думаешь, можно одного меня на хуях возить?! – отвинтив крышку, резко выплескивает мне на рожу воду. – Приди в себя, Усман.
Даже если это действие реально направленно на то, чтобы остудить, меня это, напротив, взрывает.
Схватив Нечаева за отвороты куртки, бросаюсь в атаку.
– Р-р-р-а-а-а-а, – реву в бешенстве, потому что опрокинуть его не получается. Сталкиваемся лбами и прем друг на друга с одинаковой силой. – Р-р-р-а-а-а-а, – громче и громче, пока не удается проломить блок.
Наваливаясь на Нечая, тем, с каким гулким стуком приземлился о бетон его затылок, не удовлетворяюсь. Рублю головой в лобешник. Он плюется матами и, отталкиваясь от поверхности, заряжает мне в бровь. Рассекаем кожу. Умываемся кровью друг друга. И еще больше звереем. Перекатываемся, игнорируя крики, которые доносятся с другого конца перрона. Нечай на мгновение оказывается сверху. В ход идут кулаки. Но я, блядь, не ощущаю физической боли. Душевная преобладает по всем, мать вашу, показателям. Она порождает ярость. А та, в свою очередь, наделяет невообразимой силой.
Опрокидывая Нечаева, не замечаю, что половина его тела нависает над железнодорожными путями, пока ночь не прорезает долгий и оглушающе-громкий гудок летящего на нас поезда.
Мне хватает двух секунд, чтобы понять, что я не хочу его отпускать.
«Юния больше не твоя… Теперь она моя девочка…»
Глаза наливаются свежей порцией горячих и слепящих слез. Обволакиваю шею Нечая липкими от крови ладонями и прикладываю все силы, чтобы не дать ему подняться.
54
Зачем это все?..
Не знаю, чем руководствуется Нечаев, но в какой-то момент своего бешенства чувствую, что гребаный бывший друг вместо того, чтобы переть на меня с должной силой, расслабляется. Под моим воспаленным черепом разворачивается дикая движуха. Рождается иллюзия, словно бы там реально отдельная жизнь разворачивается. Тараканы это, или что похуже – не разбираюсь. Буквально мгновение спустя все это накрывает леденящим шквалом. И этот вал – это не просто трезвая осознанность происходящего. Это волна настоящего ужаса.
Надрывный вдох, и я дергаю Яна на себя.
Падаем в грязную снежную жижу в тот самый миг, когда по железнодорожным путям проносится поезд.
И лишь после этого Нечай звереет, набрасываясь на меня и выписывая жестких пропиздов, словно я, сука, один из его младших, мать вашу, братьев, которому бесполезно что-то объяснять до крайних границ.
– Тому, кто упорно рвется прыгнуть в адову, блядь, бездну, надо дать шанс пройти весь процесс, практически утопиться, и только в последний момент его стоит выдергивать на поверхность, – всплывает помимо воли то, что выдал Нечай пару лет назад, когда один из его мелких сиганул с катера посреди моря.
Он не ринулся за этим идиотом сразу же, и мне не позволил. Дал Егору испугаться до усрачки и нахлебаться воды. А вытащив, поколотил.
– Вот теперь он
