По дороге в трактир Ольга рассказала мне об этом, чем повергла меня страшное уныние. Что ж все так закружилось-завертелось? Она ведь словно на заклание идёт, даже подумать обо всем ей толком не дают о том, что возможно любит то она северянина, но вот беда, научиться доверять Ингварру не было дано. Им не хватило пары встреч, чтоб узнать друг друга получше. Теперь для неё он так и останется чужаком, хоть, в глубине души, и желанным. Может быть, мне нужно было не отступать от неё ни шаг, и уговаривать её отказаться от этой затеи? Теперь я об этом вряд ли узнаю, мне осталась роль простого зрителя.

Осмотрелась. Откуда-то слышался разбитной, пьяный смех одной из многочисленных компаний, вокруг шумели пьяные разговоры, народу под вечер набилось, как всегда, полным-полно. Шум-гам стоял вокруг изрядный. Я бочком двинулась к Ингварру стоящему у стойки, задумчиво вертевшего в руках кружку, при этом старалась держаться в тени, опасливо бросая взгляды на местного менестреля. Я подошла к северянину, и хмуро кивнула ему в знак приветствия. Он окинул меня оценивающим взглядом, после того злополучного свидания мы с ним мало говорили, и он видимо решил не задавать вопросов, на которые он может не получить ожидаемого ответа, и вновь уставился в свою кружку. Я заказала себе сидра, но, честно говоря, даже не пыталась пить его, боясь, что напиток просто не пойдёт в горло. Внимательно следила за входной дверью, так что появление родителей Янники и её самой в сопровождении подруг я заметила сразу. Вся компания разместилась у очага, пока девушки совещались с Яшкой и другими музыкантами, я повернула голову к Ингварру, погруженного в омут собственных мыслей. Тронула его плечо, привлекая внимание, он заторможено посмотрел на меня, я кивнула головой в сторону Янники:

— Она пришла тебе ответить.

Задумчивость мгновенно с него слетела, он резко обернулся, и от былого спокойствия не осталось ни следа, он часто задышал, будто-то ему не хватило воздуха при виде её. Между тем Яшка тронул струны гуслей и зазвучала музыка. Девушки встали рядком, сложив руки перед собой, полные строгости и серьёзности, столь неожиданными в вечернем трактире, и запели звучными стройными, молодыми голосами. Мелодия мне была знакома, а вот слова девушки явно переделали под сложившуюся ситуацию. Ингварр, кажется, перестал дышать, вперив взгляд в Яннику:

Земля-матушка

Солнцу полюбилась

От тепла раскрылась

А про себя забыла

Но нельзя землице

К солнцу перебраться

Век за ним скитаться

Лучше уж забыться…

Нету в мире места

Где заре родится…

Аллегория вполне понятная, на мой взгляд.

Ингварр, явно ждал подобного ответа, это ясно, но, когда лишают даже проблеска надежды, любой будет сломлен. И когда в песне прозвучали слова про забыться, Янника посмотрела на него таким взглядом, что сердце даже у меня вздрогнуло. В глазах у неё и подружек заблестели слезы, проникнувшихся моментом и словами исполняемой ими песни. Ингварр же остолбенел, от лица отхлынула вся краска, делая похожим его на восковую маску. Все местные жители были явно в курсе происходящего, потому что ни у кого удивлённого лица я не заметила. Зато игроки даже не думали скрывать своё замешательство и чувства, вызванные неожиданным выступлением, и громко обсуждали увиденное начиная от внешности певиц и заканчивая нескладностью песни. Песня и правда выглядела, кое-как слепленной на скорую руку. Как будто отказ, даже не потрудились облечь в более приличную форму. Хотя, если чувства Янники и правда глубже чем мне казалось раньше, то вряд ли ей сейчас до красивых стихов, чудо что вообще смогла что-то спеть. Даже последнее слово Янники ей не дали сказать ему лично.

Я поморщилась, ощущая глухое раздражение, поскольку меня убивала неправильность всего происходящего! К чему эта драма?! Если он тебе нравится, иди и бери его! Чёртово средневековье! Не так должен был закончится этот квест. Не так! И пусть задания мне никто не давал, я почему-то чувствовала ответственность за сложившуюся ситуацию, и что, где-то я что-то упустила.

Посмотрела на Ингварра, он так и стоял столбом, словно оглушённый, не замечая насмешек игроков, полностью погруженный в себя. Это меня разозлило, я подхватила его за руку, и потащила его к выходу. Он не оказывал сопротивления, став словно послушная кукла. Не придумав ничего лучше, повела его к Варваре. Поглядывая в его белое, без кровинки лицо, не могла отделаться от мысли, что, если бы меня мужчина, даже в половину меньше любил, так же как Яннику Ингварр, я бы от такого человека, даже под страхом смертной казни не ушла, и гори оно все синим пламенем!

Прозорливая Варвара, как оказалась, не спала, и привычно несла вахту на крыльце своего дома, не смотря на поздний час.

— Да ты никак, северянина ко мне на порог ведёшь! — с ходу возмутилась она. — Совсем сдурела? Что ты вечно в дом всякое таскаешь?!

— Баб Варь, да что ж мне его там бросать на потеху толпе? Не по-человечески это…

— Ну, понятно. Что с тебя взять? Не от мира сего, — махнула на меня рукой бабка, и перевела свой проницательный взгляд на Ингварра, и утешила его на свой манер: — Что ж ты так, соколик, убиваешься, по девке-то глупой? Не страдают так мужики по бабам, так что и ты не начинай! Другую найдёшь, может ещё и получше.

Ингварр поднял глаза на Варвару, взгляд слегка безумный и пришибленный:

— Другую? — тут же перевёл вопросительный взгляд на меня, я тут же отпрыгнула от него с воплем:

— Это не я! Я тут не причём! — а то знаю я этих местных, чуть зазеваешься уже в кусты тянут, магия очарования тут работает на сто процентов.

Он тряхнул головой словно отгоняя наваждение, и я тут словно увидела возможное продолжение этого квеста, и повторила движение северянина. Нафиг, нафиг, я женой лесоруба становится не хочу. И вообще! Что квесты такие?! Все так и норовят, на ровном месте в жены запрячь. Вот и помогай после этого людям.

— Нет, я не о том… — он снова затряс головой, пытаясь привести мысли порядок.

Как не о том?! Я-то, о том! Обидно! Вроде и сама ничего такого не хотела, но почему-то обидно, что он тоже ничего такого не хотел. Никто меня не любит!!!

— Амадея, ты уж и так в этом деле увязла. Прошу тебя, пойди до Янники, и попроси у неё мои письма, что писал. Ей они теперь ни к чему, а мне они