— Завтра к утру.

— Будут, — заверил его господин Кёршнер.

И Волков тут же продолжил:

— Капитан, прошу вас ещё один раз съездить в Вильбург.

— Ещё раз? — удивился Рене. Кажется, у него были другие планы. Кажется, он хотел к жене, домой, но это Волкова не волновало:

— Да, нужно отвезти письма в Вильбург.

— Письма?.. Для герцога?

— Нет, для других влиятельных персон.

— Но письма может отвезти и посыльный, — всё ещё не хотел ехать капитан.

— Посыльный не может отвезти деньги к канцлеру и министру герцога. А вам я доверяю, — закончил кавалер, вставая.

Он ушёл в свои покои и сел за стол.

Первое письмо он писал… Конечно же, графине. Брунхильда должна была знать, что у её сына теперь есть дом, и этот дом зовётся поместье Грюнефельде. Всякое о том поместье говорили, рассказывая о его доходности, скорее всего, привирали, но в том, что поместье даёт три, четыре, а может, и все пять тысяч талеров годового дохода, — в этом генерал не сомневался. Ещё хорошо было то, что расточительная Брунхильда, давно забывшая цену деньгам, не могла его ни продать, ни заложить, так как поместье принадлежало не ей, а четвёртому сыну графа Малена. Графиня же была лишь опекуншей. Волков, зная вздорный нрав Брунхильды, решил внести этот пункт в акт о собственности, после того как ему это посоветовали адвокаты.

Теперь же он писал ей об этом, приписывая, что пошлёт ей ещё и тысячу талеров.

«Отныне Георг Иероним Мален фон Грюнфельд, племянник мой, без дома не будет. И имя Грюнфельд будет носить заслуженно. В ответ же прошу лишь одного от вас, дорогая моя сестра. Я прошу, чтобы вы похлопотали у герцога о моём прощении, ибо не ищу я более ничего и ничего так страстно не желаю, как примирения с моим сеньором. В том на вас уповаю».

Втрое письмо он писал канцлеру герцога, господину фон Фезенклеверу. Писал он ему просто и без затей:

«Милостивый государь, думаю, что распря наша с герцогом ни мне, ни герцогу не полезна, и прошу вас похлопотать о прощении для меня. И во мне вы обретёте себе друга, а дому Ребенрее верного сторонника. И для ускорения дела посылаю вам посильное преподнесение, милости вашей ища».

Канцеру, зная его нрав и немалые запросы, кавалер решил послать три тысячи монет. Тут скупиться было нельзя, канцлер хоть и не женщина, к которой герцог благоволит, тем не менее человек, который видит Его Высочество ежедневно, который и влияние на него имеет. Пренебрегать фон Фезенклевером было никак нельзя.

Третье письмо он писал тому человеку, что уже когда-то хлопотал за него перед герцогом. Ещё тогда, когда герцог о кавалере и не знал даже. То был министр Его Высочества барон фон Виттернауф.

Да, тот самый с которым они познакомились в каком-то маленьком городишке, в каком-то трактире, когда барон просил его найти человека и важные бумаги в неприятном городе Хоккенхайме.

Его тоже генерал просил посодействовать в поиске высочайшего прощения. И учитывая, что Волков, хоть и нехотя, но подвёл барона, который рекомендовал его герцогу как человека нужного, генерал слал барону денег. Две тысячи монет. Тут опять нельзя было жадничать, может, барон и злится ещё на кавалера и помогать не станет, но денег нужно дать, хоть для того, чтобы не мешал. Ведь при дворе герцога у Волкова был старый недоброжелатель, и недоброжелатель весьма влиятельный, это был не кто иной, как обер-прокурор земли Ребенрее Вильгельм Георг фон Сольмс, граф Вильбург. Да ещё там же проживает старый и никак не помирающий от своего чревоугодия епископ Вильбургский. Ещё тот ненавистник кавалера.

Так что жалеть денег было нельзя, даже нейтральная позиция барона была кавалеру надобна.

«Две тысячи монет, думаю, расположат ко мне барона, пусть берёт, не жалко, лишь бы дело выгорело, лишь бы получилось замириться с герцогом».

С письмами было покончено, и он, пытаясь платком оттереть чернила с пальцев, пошёл в обеденную залу, где и нашёл всех, и капитана Рене в том числе. Но нужен ему был сам хозяин дома.

Он отзывал его в сторону:

— Друг мой, есть ещё одно дело, которое не даёт мне покоя.

— Уж не распря ли с герцогом то дело? — догадался Кёршнер.

— Именно распря. Именно, — соглашался кавалер.

— И что вы хотите сделать, дорогой мой родственник? И чем я могу вам помочь?

Волков чуть помолчал, подбирая нужные слова, и сказал после:

— Думаю, неплохо было бы… Да, было бы совсем неплохо, если бы от города к герцогу поехала делегация из видных горожан.

— Что ж, сия мысль хороша. Готов вам в том содействовать, готов даже сам, среди других, поехать к герцогу, чтобы просить его вас простить.

А вот это Волкову было не нужно. Купец, если случится аудиенция у герцога, будет решать ещё и свои дела, будет говорить о возврате долга, чем может обозлить курфюрста. Нет, этого допустить никак было нельзя, но при этом нужно было постараться переложить расходы делегации на Кёршнера, Волков и так уже потратился на подарки для сановников двора Его Высочества, сильно потратился.

И он сказал:

— Нет, все знают, в том числе и при дворе, что вы мой родственник, скажут «рука руку моет», дело, скажут, родственное. Нет, я хочу, чтобы вы всё организовали, но сами не ехали. Пусть иные едут, и пусть поедет бургомистр.

— Бургомистр? — удивился купец. — Человек он не наш, он человек графа покойного.

— Так и есть, но граф уже помер, а вчера бургомистр искал со мной встречи и в разговоре искал примирения, вряд ли он откажет вам, если вы его попросите.

— Хорошо, я займусь этим, — сказа Кёршнер. — Сам не поеду, но полдюжины достойных людей для делегации подберу.

— Попросите банкира Райбнера, он не откажется. Он очень хочет участвовать в финансировании строительства дороги, так пусть заслужит, — Волков сказал это специально, он знал, как отреагирует купец, и тот повел себя согласно ожиданиям генерала.

— Вы думаете передать строительство дому Райбнеров? — Кёршнер был и удивлён, и огорчён одновременно. — Я сам рассчитывал поучаствовать в этом деле. Кажется, мы говорили о том, и вы, кажется, были не против.

— Я не могу передать строительство дороги до моей границы Райбнерам, то может делать только город, но я могу передать строительство дороги от моей границы до Эшбахта. И даже до Амбаров. Мало того, я дам вам возможность строить склад и лавку у пристаней. А ещё буду просить вас участвовать в строительстве кузнечной мельницы на реке. Говорят, то дело очень