– На улицах – возможно, но поединок это совсем другое!

Проклятье как хотелось поскорее покинуть это здание, пропахшее потом и льняным маслом!..

Арвин закатил глаза.

– Другого у тебя теперь нет. Пока ты в моем отряде, свою честь, как ты ее понимаешь, оставь до лучших времен.

– А я уже в вашем отряде? – Арко с вызовом развернулся к мужчине и едва успел поймать брошенный ему предмет – невзрачный медный значок рядового стражника.

– Конечно! – тот снова оскалился, на сей раз вполне доброжелательно, даже покровительственно. Сигвальду от этого стало совсем дурно. – Боец из тебя славный, если поумнеешь – вовсе цены не будет. А если нет, то ухлопают тебя еще до конца месяца – сэкономлю на твоем жаловании. Родственников, которым придется его выплачивать, у тебя нет, верно?

Арко в очередной раз стиснул зубы и кивнул, подтверждая слова собеседника. Сольгре официально ему не родственник, у изгнанника их вообще быть не может.

– Ну тогда завтра придешь сюда в начале шестого, – заключил Арвин, возвращаясь за стол, и добавил уже тише (то ли действительно полагал, что Арко не услышит, то ли его это вовсе не заботило): – Рен за тебя просил, вот пускай теперь как хочет, так и вертится.

Арко поклонился с бесконечной учтивостью и быстрым шагом направился к выходу, задержаться здесь хоть на пару лишних мгновений казалось немыслимым. Когда щербатый забор остался за спиной, дышать и то легче стало… Хотя злость никуда не делась. Твою светлость, он не пошел бы на все это, он послал бы в пекло всех, включая хранителя! Да что хранитель, Арко отказал бы в подобной просьбе даже самому Эйверику Аритену! Отказал бы, если б не одно обстоятельство…

Арко прикрыл глаза, вспоминая, как арбалетный болт вонзился в плоть того разбойника на тракте. Сольгре ошибается, а может, просто боится давать надежду, осторожничает… Но ему, Арко, совершенно ясно одно: прислать им подмогу мог только один человек – Рене Сигвальд! Он приказал своим людям держаться незаметно и вмешиваться только в самом крайнем случае: не хотел, чтобы Арко знал о его заботе. Граф все еще зол, может, даже презирает его… Но он все еще остается его отцом.

И вдруг подумалось изгнанному волшебнику, что лишился он только Аннея – Сигвальда его никто не лишал! Так пусть Амат подавится захолустным баронством, раз уж он оказался способен ради этого на подлость и ложь! Пусть забирает. А он, Арко, сделает все: если нужно, то переживет и унизительную службу в страже, и что угодно еще, но он поможет вернуть престол принцу Аритену. И тогда можно будет не скрывать своего настоящего имени! Орвика Аннея больше не существует, он осужден и приговорен к изгнанию, но никто не судил Арко Сигвальда. Эта мысль успокаивала, как ложащийся в ладонь эфес, и, так же как он, придавала уверенности.

Рик Жаворонок. Эверран, столица

Глаза здорово устали, разбирать выцветшие строки и раньше казалось занятием непростым, а теперь и вовсе никакого зла не хватало. Забытое чувство, с самой Траурной зимы Рик его не испытывал. Спасибо, хоть жечь на сей раз ничего не надо! Буквы прыгали, приходилось пережидать, зажмурившись, но хочешь не хочешь, а прочесть старую тетрадь нужно было до утра. Прочесть и незаметно подкинуть туда, где взял: если Нейд ее хватится, отвертеться уже не выйдет. Каким бы лопухом ни был принц Нового Эверрана, а тут и полный дурак догадается! Едва ли Нейд часто заглядывает в потайной ящик, но может ведь и заглянуть…

Вообще-то, незамысловатый тайник в комнате Альвира Рик приметил еще в первый день: один из сундуков снаружи казался немного глубже, чем изнутри, – двойное дно, у вора в таких вопросах глаз наметан. Правда, тогда Жаворонок внутрь лезть не рискнул: ни времени не было, ни особой надобности. Ну что он рассчитывал там найти?.. Тайную переписку с ирейским двором? Смешно. Да от силы любовные послания, до которых ему дела не было.

Однако после ночной вылазки в посольские комнаты и последовавшего за ней разговора волшебник задумался. Нейд сгоряча упомянул дневник своего предка, и если эта вещь все еще находится у него… Два дня преступнику не выпадало подходящего случая проверить, а вчера вот дождался, пока Нейд уйдет мыться после тренировки, заглянул… И не ошибся: в низенькой полости обнаружился старый портрет, изображавший женщину в черном платье с серебряной отделкой, – Ниена Альвир, мать эверранского принца; парочка писем, не имеющих отношения ни к политике, ни к заговорам, и эта ветхая книжица. Ее бывший висельник, не задумываясь, сунул за пазуху.

Вот и приходилось теперь глотать остывший твель и пролистывать страницу за страницей. Он не собирался вчитываться во все воспоминания графа Видара, – да и как тут успеешь? – Рика интересовало только то, что касается проклятия рода Фениксов.

Только он все равно порой проваливался – туда, в глубь страниц и столетий. Мерещилось бывшему висельнику, что между ним и теми людьми нет четырех веков, что всю свою жизнь он знал их… Эскиля, первого императора из рода Аритенов, изрядно надкусанного войной и тяжестью рокового пророчества. Уже не целого, еще не сломленного. Видара, парня, который жестокой милостью Тиол оказался единственным, кто выжил на развалинах родного города, а после войны получил графский титул и благодатную землю Альвира.

Шелестели истончившиеся за четыреста лет страницы, проскальзывала между пальцев чужая боль, чужие утраты и победы. Граф писал о том, как вторгся на эверранскую землю Саймор Вайдан, названный Отступником. Как была до основания разрушена Соловьиная мель – город в окрестностях Агальта, где он родился и прожил семнадцать лет своей жизни. Об армии короля Эскиля, о нем самом. Огонек свечи подрагивал, заставляя и без того неясные строки размываться еще сильнее, дрых на подушке Волчонок, ворочался на соседней кровати замотавшийся за день Ричард – сосед по комнате. Все сильнее клонило в сон.

Жаворонок в очередной раз заставил себя встряхнуться и перелистнул несколько страниц, пытаясь найти то, что его действительно интересовало. Само пророчество он уже отыскал и успел выучить наизусть. Конечно, ему доводилось слышать его и раньше, причем в самых разных вариациях: каждый рассказчик считал своим долгом добавить туда что-нибудь эдакое, но прочесть в дневнике очевидца – другое дело.

И последний Феникс, одержимый местью и властью, обратит меч против всего живого. Огненная комета отдаст ему свою силу. И