Шрифт:
Закладка:
Стремясь к публичному присутствию и сохраняя при этом секретность, члены этого "Куклукс-клана" однажды вечером надели простыни в стиле Хэллоуина и галопом пронеслись по улицам Пуласки. Сенсация, которую они произвели, особенно среди суеверных чернокожих, которые, как сообщается, в панике бежали в свои дома, была настолько приятной, что они начали дополнять свою жуткую ауру соответствующим организационным лексиконом. Место встречи стало логовом, главарь - великим циклопом, заместитель великого циклопа - agrand magi (sic), секретарь - великим писарем, посыльные - ночными ястребами, а рядовые члены - упырями. Поначалу их основная деятельность заключалась в том, что они разъезжали в простынях, пугая людей, и принимали новых членов на шутливые инициации; во время них новичков с завязанными глазами в шапках, украшенных ослиными ушами, ставили перед большим зеркалом, где с них снимали повязки.5
Постоянно велись поиски новых перспективных кандидатов для развлечения во время таких инициаций, но членам строго запрещалось обращаться к ним напрямую; лидеры считали, что таинственная отстраненность сделает кандидатов на членство еще более желанными, а тем, кто останется недоволен после инициации, можно будет напомнить, что они сами искали, а не были завербованы для получения места в организации. Из-за этой тупости член организации мог подойти к нечлену, затронуть тему Клана и сделать вид, что решил вступить в него. Затем, если нечлен проявлял интерес, инкогнито сообщал ему, что узнал, как вступить, и предлагал сделать это вместе. В завершение он проводил свою ничего не подозревающую жертву на церемонию посвящения.6
Во время первых ночных выходов Клана на дороги и улицы пугание чернокожих быстро стало его самым заметным занятием. Поскольку накрытый простыней охранник перед местом встречи в Пуласки начал рассказывать прохожим, что он - дух солдата Конфедерации, убитого при Чикамауге, куклуксклановцев стали называть "призраками мертвых конфедератов", и вскоре они сыграли на этом общественном восприятии. Под свои одеяния они надевали сложную атрибутику, благодаря которой казалось, что они могут выпить за раз целое ведро воды; один из них "выпивал" такое ведро на глазах у чернокожего, чмокал губами и говорил что-то вроде: "Это первый напиток, который я выпил с тех пор, как был убит в битве при Шайлохе, а в аду очень хочется пить". Эта фраза и трюк стали стандартными. Другой трюк заключался в том, чтобы надеть фальшивую голову - обычно из большой тыквы, завернутой в головной убор, - поверх мантии члена Клана, снять ее в присутствии чернокожего и попросить его "подержать мою голову минутку". Благодаря эффекту таких уловок - например, они заставляли чернокожих оставаться дома по ночам, а не бродить по деревне или посещать собрания Лояльной лиги - Клан рос довольно быстро, чему способствовала местная реклама, которую обеспечивал соучредитель и великий циклоп Фрэнк О. Маккорд, редактор газеты Pulaski Citiien.7
К осени и зиме 1866 года организация приобрела такую известность как орган регулирования расовых отношений в малонаселенном графстве Джайлс, а для проведения развлекательных инициаций в нее приходилось принимать так много гостей из соседних графств, что она начала распространяться. Кроме того, стал привлекать гораздо больше известных людей. Одним из первых новообращенных стал адвокат из Пуласки Джордж В. Гордон, бригадный генерал Конфедерации, попавший в плен в 1864 году под Франклином. Тридцатилетний выпускник колледжа времен антебеллума, который сразу после войны начал изучать право в Камберлендском университете в Ливане, Гордон, возможно, видел взрывные политические возможности Клана в Теннесси, где правит Браунлоу.
Вернувшись в Мемфис, Форрест терпел мелкие досады и крупные неудачи. В августе он продал Генри К. Чемберсу 2620 акров своей плантации в округе Коахома за 85 000 долларов в векселях, что не могло быть намного больше, чем он вложил в это место; в тот же день он продал оставшиеся 725 акров мемфисскому адвокату Чарльзу Кортрехту, своему соратнику по Третьему отделению олдермена времен антибеллума, за 15 000 долларов. Таким образом, его мечта о вступлении в дворянство умерла, и, возможно, он почувствовал, что его самоотверженная служба во время войны дала ему право на большее снисхождение, чем то, которое ему оказали кредиторы; семь лет спустя, выступая в Мемфисе, он заметил, что когда он "уехал отсюда в 1861 году, у меня был такой же хороший кредит, как у любого человека в городе", но когда он "вернулся, после четырех лет отсутствия, меня встретили люди, которые пытались меня раздавить". В сентябре ему пришлось вернуться в здание суда Мемфиса, чтобы возобновить залог по делу о надоедливой измене и заняться фортом Пиллоу - победой, которая оказалась слишком памятной. Из Мемфиса 13 сентября он написал другу, что "составляет полный отчет о так называемой бойне в Форт-Пиллоу, и как только он будет завершен, я отправлю его президенту как главнокомандующему армией и флотом Соединенных Штатов, в котором упомяну, что если мое объяснение не будет удовлетворительным, я требую расследования со стороны комиссии офицеров". Он добавил, что "так же, как и вы, разорен войной и открывает комиссионный бизнес в этом городе".8
21 сентября он вошел в зал "Мемфисских феллоузов" под руку с Фрэнком Блэром из Миссури ("убежденным сторонником политики президента и признания прав, которых требует справедливость для Юга", - объясняла "Лавина" на следующий день) и представил речь Блэра, которой газета посвятила четыре колонки. На следующий день, находясь в Мемфисе, Блэр написал и передал Форресту письмо брату Блэра, бывшему члену кабинета министров Монтгомери Блэру, в котором просил последнего о заступничестве перед президентом Джонсоном в вопросе помилования Форреста. Рассказав о своей встрече с Форрестом осенью 1865 года, Блэр отметил "все предрассудки, существовавшие против него", и сказал, что "сам чувствовал их", но "отбросил" их и не
