– Они давно знакомы, это нормально, что они близки.

Поднимаю брови, и он замолкает в тот момент, когда мы вышли на нашу улицу.

– Джейсон и Елена…

Я понял, придурок.

– Но они не встречаются… На самом деле, я не понимаю твоей реакции: ты ведь тоже не встречаешься с ней, да?

Тишина. Прекрасно понимаю, к чему он клонит. Так или иначе, сегодня все стало ясно: мы с ней закончили.

– Джейсон хороший парень, может, вы с ним поладите…

– Этого дерьма никогда не случится, понятно? – взрываюсь я. – Так что оставь меня! Не хочу слышать ни о нем, ни об этой стерве, которую ты называешь дочерью! – отрезал я.

Вот что происходит, когда меня задевают. Может, поэтому я и заткнулся, потому что способен только молча переносить самое страшное дерьмо, когда я на грани взрыва.

Останавливаюсь лишь для того, чтобы иметь возможность выпалить ему это в лицо. Он стоит неподвижно, уставившись на меня, а затем хмурится.

– Ладно… ты выглядишь измученным, сынок. Поговорим об этом завтра, – заканчивает он.

– Мы не будем об этом говорить. Мне плевать на твое мнение. И я не твой «сынок», придурок.

Обгоняю его. Подхожу к дому первым. Вхожу.

Никого, тихо. Я сразу поднимаюсь в спальню. Когда я вхожу, замечаю, что Елена сидит на моей кровати. Она сразу поднимает голову. Слезы на ее щеках блестят в полумраке.

– Тиг, ты…

Не обращая внимания, иду в ванную.

Я должен снять уже эту чертову одежду. Нервно раздеваюсь и чувствую, как она подходит.

Наконец слышу за спиной плохо сдерживаемое рыдание.

– Ты в порядке? – шепчет она дрожащим голосом.

Нет.

Не отвечаю и даже не смотрю на нее. Быстро надеваю кеды и толстовку. Холодно, блин.

Когда я собираюсь покинуть комнату, львица встает в дверном проеме, готовая сделать то, что она всегда делает со мной: превратить меня в зайца. Но на этот раз, хоть мне и больно, я задушу этого придурковатого млекопитающего.

На ней все еще то же платье, и по лицу видно, что она не перестала плакать. Обхожу ее, не дотрагиваясь, и направляюсь к кровати.

– Тиган…

Ее мольба сдавливает мне грудь, прибавляя тяжести там, где ее и так уже слишком много. Игнорирую ее и закрываю дверь ванной.

Дальше идти я не могу. Кровать здесь, но ноги отказываются двигаться.

Я прижимаюсь к двери ровно в тот момент, когда она пытается ее открыть. Закрыто.

– Тиг!

Она плачет, я тоже. Останусь здесь и ничего не буду делать.

Она тихонько стучит в дверь и снова зовет меня. Она вполне могла бы пройти через другую дверь, но я слышу, как она плачет с той стороны, будто ее тело тоже отказывается двигаться.

Мы с ней закончили.

* * *

Натали улыбается мне, но я не могу улыбнуться.

– Тиг, ты в порядке?

Не отвечаю. Миссис Майлерс запретила мне с ней разговаривать. Не знаю почему, но я повинуюсь. До сих пор помню удары ремня на прошлой неделе. Мне все еще больно. Тристан рассказывал мне, что на каждый день рождения отец дарил ему удар пряжкой ремня. По одному удару за каждый его год. Мне сегодня одиннадцать, и Тристан не перестает играть с ремнем прямо передо мной. Тристан стал еще злее с тех пор, как ушел отец. Прошло уже несколько месяцев.

Натали протягивает руку, чтобы коснуться моих волос.

Отступаю, не глядя на нее.

– Задуешь свечи, Тиган? – спрашивает миссис Майлерс.

Ее голос звучал добродушно, но обычно она всегда орала на меня. Смотрю на торт. Нет, не задую, больше никогда не задую, чтобы не получить ремнем.

* * *

Меня наказали в спальне, потому что я обнял Натали перед тем, как она ушла. Я очень скучаю по ней, но она не любит меня – так сказала миссис Майлерс.

Уже темно, а я сегодня ничего не ел. Так голоден, что меня тошнит. Внезапно дверь распахивается. Это Тристан.

Почему он плачет?

Он закрывает дверь, но она открывается еще сильнее и ударяется о стену. О! Тут же вскакиваю с кровати: это мистер Майлерс.

О нет!

– ИДИ СЮДА, ПРИДУРОК!

Он кричит, и от него воняет, а в руке большой железный прут. Тристан открывает окно, чтобы выпрыгнуть, а я не знаю, куда мне спрятаться. Мне очень страшно, поэтому я прячусь в углу возле кровати, у стены.

Отец схватил Тристана и швырнул на пол.

Мне не нравится этот шум. Почему он его так бьет? Плачу и затыкаю уши, как вдруг появляется миссис Майлерс.

– ПРЕКРАТИ! – кричит она, и отец бьет и ее тоже.

Крепко зажмуриваю глаза, но все еще слышу. Она кричит все громче, а он говорит, что убьет нас всех. Нет, мама, спаси меня, пожалуйста!

Слышу удары, крики, даже пол дрожит. Я свернулся калачиком, но что-то обрушилось на меня сверху. Больно.

Мне плохо видно, но на лице миссис Майлерс кровь. Ее глаза широко раскрыты и больше не двигаются. Толкаю ее, но она не шевелится.

Тристан кричит, когда отец замахивается железным прутом.

Прячусь под кровать. Что происходит? Туда, в окно!

Мистер Майлерс завыл, и Тристан тоже. Прыгаю.

У меня болит нога. На мне много крови, но она не моя. Холодно, но я справляюсь. Я больше не у Майлерсов. Сейчас пойду к маме.

* * *

– Эй, малыш! Ты меня слышишь?

Открываю глаза. Хочу есть, мой живот болит, и я слишком устал. Полицейский смотрит на меня.

– Малыш? Где ты живешь?

Я не знаю.

– Идем со мной. Я отвезу тебя домой, ладно?

Иду с ним.

– Сначала отвезу тебя в больницу, а потом за тобой придут твои родители, хорошо?

Хорошо. Но я не знаю, кто мои родители.

Не помню.

* * *

Распахиваю глаза и сажусь в постели. Мне жарко и страшно. Ужасно волнуюсь. Что случилось? Оглядываюсь по сторонам. Где я?

– Тиг…

Черт! Вскакиваю с кровати и прижимаюсь к стене.

Мое дыхание слишком прерывистое и я не могу нормально дышать, плохо вижу из-за слез. Этот чертов кошмар… Впервые я вспомнил, что произошло у Майлерсов. Он… Черт.