и процессуального закона оказались вопиющими, возвратил для дополнительного расследования официально. Саша предвидел реакцию Людмилы Гавриловны на «доп» в самом начале года, но зарёкся, что прощать такие косяки не будет. Иначе сядут на шею. Многоопытный Виктор Петрович Коваленко, в общем и целом положительно относившийся к милиции, во времена своего замства частенько повторял, что «мента, куда ни целуй, у него везде — жопа». Присказка была, конечно, не для ушей эстета, но во многом резонная.

На сваленную в углу кабинета гору дел, приостановленных производством в связи с неустановлением лиц, совершивших преступления, Кораблёв лишь с ужасом глянул, оставив их чтение на потом. Среди кипы «глухарей» имелось немало дел, раскрытых наполовину, по которым у следователей просто не хватило времени, чтобы довести их до ума. Решения о приостановления следствия по таким «глухарям» следовало отменять, возвращать дела в СО и контролировать ход расследования по каждому, потому как возвращаться к уже пройденному не в характере любого «гомо сапиенс», а уж тем более — стоящего у непрерывно движущегося конвейера и лихорадочно выполняющего операции по вновь совершенным преступлениям.

Сделал Саша несколько телодвижений и на другом участке прокурорского надзора: за законностью регистрации заявлений и сообщений о преступлениях. Традиционный способ укрытия преступлений от учёта заключался в принятии незаконных решений об отказе в возбуждении уголовного дела. Перед праздниками Кораблёв притащил из канцелярии в свой кабинет две тяжеленные вязки с милицейскими «отказными», в каждой пачке — по полсотни материалов. Просмотрел он только третью часть одной из вязок. Если исходить из требований, предъявляемых прокуратурой области, отменять нужно было каждое решение по причине неполноты проведённых проверок или плохо выписанных итоговых постановлений.

А что может выписать замордованный текучкой опер, окончивший парнокопытную среднюю школу милиции, или сельский участковый, в одиночку обслуживающий два десятка удаленных населенных пунктов?

И Саша закрывал глаза на нелепости в квалификации, на безграмотные юридические формулировки и чудовищные грамматические ошибки, на отсутствие объяснений от второстепенных фигурантов по материалам заведомо неперспективным. Но пять решений он отменил с направлением на дополнительную проверку, а из двух материалов недрогнувшей рукой возбудил уголовные дела, оба по кражам. Кораблёв знал, что милицейская верхушка незамедлительно проявит недовольство и по этому направлению. Сначала начальник МОБ, а затем и начальник УВД (тяжёлая артиллерия), примутся уговаривать молодого зампрокурора не портить им показатели, напирая на то, что год начался сложно (можно подумать, были случаи, когда он начинался просто). Саша настраивал себя на жёсткую бескомпромиссную оборону. Необходимо было сразу показать, что верёвки вить из себя он не даст.

Прокурорские следователи тоже трудились в праздники. Старательный Вася Максимов провел на рабочем месте две полных смены, многодетный Боря Винниченко — полторы. Максимов писал обвинительное заключение по бытовому убийству, которое было на выходе. Боря, пользуясь затишьем, назначал экспертизы по «двойнику»[132] на Васнецова. Из открытой двери его кабинета доносился тракторный гул допотопной электрической «Ятрани» и пулеметный треск очередей, издаваемых ее рычагами при взаимодействии с бумагоопорным валиком. Даже обалдуистый Гена Каблуков наведался на службу в первой половине воскресенья. Накануне Рождества Кораблёв предупредил его, что если он к Дню прокуратуры не разделается с долгами по материалам, у него возникнут проблемы. Каблуков, имевший в активе почти три года следственной работы и проблемы с дисциплиной, судя по всему, не воспринимал Кораблёва, такого же старшего следователя по должности, как и он сам, в качестве начальства. Гена нагло ухмыльнулся в ответ и спросил: «И чё будет?».

— Шашлык из тебя будет, — Саша взгляда не отвел, отозвался твердо.

Каблуков, прибежавший вчера на работу с опухшей физиономией, заплывшими глазами и удушливым запахом перегара, пробыл в кабинете не больше часа, и то навряд ли занимался делом. Проходя по коридору в направлении туалета и обратно, Кораблёв слышал, как Гена за дверью громко хабалился по телефону, хвастаясь, как круто он провел праздники с какой-то Фаей и какая классная у неё задница.

«Моё дело предупредить, — внушал себе Саша. — В понедельник спрошу у него материалы. Если сдвигов не обнаружится, пусть на себя пеняет».

Кораблёв знал, что война с Каблуковым в силу природной наглости противника будет непростой, но не боялся открытия военных действий, полагал, что Гена не устоит системному давлению по всему фронту.

Год назад на новогоднем корпоративе, когда все уже были хорошо загашенные, Каблуков в ходе словесной перепалки без предупреждений прилюдно заехал Саше кулаком в нос. Спор между ними шел, как у канадских лесорубов, на производственную тему «кто круче». Кораблёв, у которого от удара из обеих ноздрей кровь хлынула на белую рубашку, кинулся в ответку, но их разняли всполошившиеся коллеги. Для Саши это было кстати. Генка, — хотя тоже никогда серьезно не занимался спортом, — ростом превосходил его на полголовы, был массивен и длиннорук и, кроме того, имел навыки в уличных махаловках.

Потом Каблуков многословно извинялся по поводу случившегося, говорил, что у него, мудака, кукушка съехала от того, что водку с шампанским и с коньяком весь вечер мешал. В знак примирения он щедро проставился, Кораблёв выпил мировую. Со временем досада оттого, что ему при всех дали в морду, у Саши притупилась, но мерзкое послевкусие, кислое, будто от сильной изжоги, осталось. Не простил Кораблёв дуболома.

После утренней планерки у прокурора Саша сразу прошел к себе в кабинет, не подумав обсуждать с Веткиным и Говоровым программные заявления шефа. Конечно, с провозглашённым тезисом о том, что следователь не должен принимать участия в раскрытии преступлений, он был категорически не согласен. Произнести подобную галиматью мог только человек, не шарящий в следствии. Раскрытие неочевидного преступления, и в особенности убийства, совершаемого, как правило, один на один — процесс сложный, кропотливый и всегда коллективный. Опер со своим кулаком всего не решит. Отошли уже те времена, когда на выбитой сыщиками признанке из десяти корявых строчек можно было направить дело в суд. Роль объективных доказательств возросла многократно, а их обнаружение, фиксация, изъятие, грамотное назначение судебных экспертиз — всё это задачи следователя, нацеленные на одну точку: раскрытие криминала.

Потом, следователь в одном ведомстве с прокурором служит, приближен к нему. Переговоры с подозреваемым (обвиняемым), когда тот, предварительно подогретый оперативниками, начинает торговаться за светящий ему срок, куда сподручней вести следователю.

Сколько раз за последние шесть лет с Сашиным участием разыгрывался сценарий нехитрый, но действенный, и к разочарованию обывателей, напичканных СМИ страшилками о коварстве сотрудников правоохранительных органов, честный.

— Если бы вы, Александр Михайлович, гарантировали мне пять лет, то я бы подумал, может, и вспомнил бы чего…

— Пять лет за убийство при