Шрифт:
Закладка:
Сегодня я уверилась, что юной девушке вроде меня нельзя стремиться к познанию бедности и бедствий. Потому что все, кто испытывает бедность и бедствия, любую минуту молятся об избавлении себя от них. Я признаю, что совершила ошибку.
Хотя моя состоятельная матушка и многие пожилые люди из нашей деревни строго предостерегали меня от попыток познать бедность и бедствия, я не слушала предостережений, мои уши отвергали их (предостережения) как «чепуху».
Умоляю тебя, о Дого, мой захватчик, сжалься надо мной и отпусти меня обратно к матушке, потому что она будет сокрушаться, и, возможно, даже до полной смерти, которая постигнет ее через несколько дней, если только она не увидит, что я вернулась домой.
— Вот оно как? А ты все же радуйся, Симби, — ведь я похитил тебя в тот самый день, когда ты принесла жертвоприношение на перекресток, чтобы познать с его помощью бедность и проч. Я горячо поздравляю тебя как доблестную девушку, которая решилась променять свободную жизнь на лишения от бедности и бедствий.
Но поверь, Симби, это недостойно доблестной девушки — отрешиться от своей решимости, не изведав ее до дна!
Ведь уже дня через два или три ты познаешь бедность и бедствия — сполна. Ты окунешься в лишения даже глубже, чем собиралась, потому что лишения от бедности и проч. бывают почти бездонные.
А теперь давай-ка поговорим о твоей свободе и моей жалости. Я могу признаться тебе, Симби, что чем больше я, Дого, похититель детей, краду юношей и девушек, тем совершенней становится моя безжалостность к ним, и никогда в жизни не выпускал я кого-нибудь из них на свободу. Кем бы они ни были, я продаю их во что бы то ни стало, и такова моя изначальная политика. Нет, Симби, я не отступлю, к несчастью для тебя, от своего обычая только из-за того, что ты один-единственный ребенок у своей состоятельной матушки.
Ого! Тебе, значит, захотелось познать бедность и бедствия! Ты познаешь их, будь уверена, до самого дна. И вот тебе еще одно, дополнительное объяснение. Ты стоишь на Дороге Смерти. Тебя, конечно, не в чем винить, потому что «потерявшийся пес не ответит на зов — ему не вернуться из дальних лесов».
И «тому, кто упал ненароком в воду, больше не надо страшиться промокнуть», а ты, Симби, уже упала в воду, — ясно определил Дого.
Но Симби была ужасно испугана, услышавши, что она — на Дороге Смерти. И знакомые и родные часто ей говорили, что если путешествуешь по Дороге Смерти, то тебе обязательно предстоит умереть.
— А теперь иди, девочка, иди-иди, — сказал Дого, — и единственное обещание, которое ты можешь от меня получить, — это обещание, что я беспощадно продам тебя в одном из городов у Дороги Смерти.
Потерявшийся пес не ответит на зов. Матушка не раз призывала тебя отказаться от лишений, но ты не слушала ее, и теперь тебе не вернуться из дальних лесов, — повторил Симби Дого и вновь приказал ей идти вперед.
А когда она не выполнила его приказание, он влепил ей такую затрещину по затылку, что ее голова затрещала от боли, и безжалостно поволок для дальнейшей продажи.
К вечеру они добрались до города. И от этого города до деревни Симби было так безнадежно и незапамятно далеко, что она не нашла бы пути домой, даже убежавши от своего захватчика.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СИМБИ В ГОРОДЕ, ГДЕ НИКТО НЕ ПОЕТ
Как только они добрались до города, Дого свернул к большому магазину. Это был магазин аукционной торговли с широкой и ровной площадкой перед дверями. Аукционист торговал на площадке любыми товарами или рабами, которые продавались в срочном порядке.
Дого сразу объявил аукционисту, что ставит Симби в срочную распродажу для быстрой выручки наличных денег на покупку себе всевозможного пропитания, и тот внимательно взвесил ее, чтобы она выявила на весах свой вес, по которому он запросит с покупателей цену.
После измерения в ней живого веса она надела, по приказу аукциониста, несколько одеяний большого размера — из двадцати ярдов материи каждое.
Потом ей на голову нахлобучили шапку — гораздо больше, чем ее голова, — и она превратилась в жуткое зрелище. Но зато увеличилась во всех направлениях и стала крупнее себя самой.
Вот сделалась Симби крупнее себя, и аукционист посадил ее на диван в самой середине аукционной площадки и повелел напыжить все части тела, как если б ее распирала гордость, — чтобы собравшимся покупателям думалось, будто она радуется собственной распродаже. Когда чуть поодаль, на двух скамейках, сели оценщики, пришел зазывала — с колоколом в руках — и стал перед Симби.
Он начал громко звонить в свой колокол, и минут через десять свыше тысячи человек, услышавши звон, собрались вокруг. Они толпой обступили Симби, а ей казалось до невозможности удивительно, что она находится в таких обстоятельствах.
Но вскоре настала вечерняя темнота, и Симби сделалась почти незаметной. Тогда аукционист, возжегши лампу, поставил ее у Симби перед носом, так что едва не обжег ей лицо. Лампа высветила Симби из темноты, но вся площадка, кроме нескольких ярдов, и особенно за диваном, осталась темной.
Как только аукционист решил для себя, что вокруг собралось достаточно покупателей, он громко и голосом делового человека объявил собравшимся: «Предлагайте цену!» А оценщики приступили к делу оценки. Они оценивали Симби все выше, чтобы возвысить предложения покупателей. Поэтому уже через несколько минут каждый из покупателей, явившихся на продажу, начал алчно увеличивать цену, чтобы заполучить покупку себе.
Видя это, оценщики оживились и назначили самую твердую цену: двадцать тысяч каури, ровно. И тогда наступило время для подкупа.
— Сегодня — только подкупная продажа, — объявили оценщики во главе с аукционистом. — Не будет взятки — не будет Симби! — А все покупатели сгрудились возле Симби и стали ежесекундно давить ее пальцами, чтобы убедиться, какая в ней полнота, или собственноручно проверить упитанность. И она немедленно потеряла сознание, задавленная ихручно чуть не до смерти.
И она еще не успела прийти в себя, а все покупатели уже забегали по площадке в поисках зазывалы, аукциониста или оценщиков, чтобы приобрести ее при помощи взятки, которую не увидишь в ночной
