Анголы и Никарагуа". Фактически, он повторил свой призыв к Советам прекратить помощь правительствам этих стран. Но обсуждение было недостаточным даже для прояснения позиций. Советы уже ясно заявили о своем намерении вывести войска из Афганистана и сделать это в течение двенадцати месяцев, но они продолжали переговоры под эгидой ООН об условиях урегулирования, предусматривающего вывод войск. В ходе этих переговоров Соединенные Штаты обязались с декабря 1985 года прекратить американскую военную помощь повстанцам, когда Москва выведет свои войска. Однако накануне саммита, когда эта идея была упомянута одним из новостных корреспондентов, Рейган, казалось, услышал ее впервые и отверг ее. Официальный представитель Госдепартамента публично подтвердил эту позицию, но она так и не была обсуждена на саммите, хотя Рейган, по сообщениям, повторил свою точку зрения - возможно, потому, что советская сторона и Госдепартамент хотели получить возможность сначала объяснить ему весь комплекс обязательств различных сторон, который был выстроен за пять лет переговоров, частью которого были обязательства США. В конечном итоге, конечно, решающий голос оказался за президентом Рейганом, и в январе 1988 года Соединенные Штаты отказались от позиции, занятой ими на переговорах в ООН. Горбачев, вместо того чтобы получить большую помощь США в содействии выводу советских войск, как он надеялся, остался с гораздо менее благоприятной позицией США, чем раньше. Неблагоприятная опухоль не была следствием саммита, но возросшее взаимное "понимание" на саммите явно не включало Афганистан.

В области прав человека тоже был скорее спор, чем диалог. Рейган критиковал Советы за то, что они не разрешают больше эмиграции советских евреев, на что Горбачев сердито ответил, что если Соединенные Штаты так заинтересованы в свободном передвижении народов, то почему они не пускают мексиканцев вооруженными патрулями.

Эти колкие обмены мнениями не позволили саммиту стать полноценной встречей умов. Кроме того, было много признаков того, что Горбачев и Рейган не очень хорошо понимали системы друг друга. Горбачев все еще считал Рейгана марионеткой, или, говоря проще, популярным политическим представителем американского военно-промышленного комплекса и консервативных групп, таких как Heritage Founda tion. Рейган по-прежнему считал Горбачева человеком, который извлекает выгоду из слабой позиции, а не новым мыслителем. Эти суждения, хотя и не лишенные некоторого основания, были ошибочными. Аналогичным образом, Рейган считал, что договор INF является доказательством того, что его политика силы в сочетании с переговорами принесла свои плоды. Однако если бы Горбачев не верил в новую концепцию безопасности, он мог бы и просто не согласиться на этот договор.

Несмотря на эти недостатки во взаимопонимании, диалог между двумя лидерами и между двумя странами развивался довольно быстро. Частые шутки Рейгана о советской жизни, часто в плохом вкусе и иногда нарушающие серьезный разговор, были менее важны, чем его подлинный хороший юмор и личное обаяние. Точно так же искренность Горбачева была важна.

 

По возвращении Горбачев представил Политбюро весьма положительный отчет о встрече, как о первом реальном контакте и взаимопонимании.

Личная популярность Горбачева в Соединенных Штатах необычайно возросла. Первый послесаммитный опрос показал, что феноменальные 65 процентов опрошенных американцев имеют благоприятное впечатление о Горбачеве - даже больше, чем 61 процент Рейгана. Около 77 процентов одобрили то, как Рейган вел отношения с Советским Союзом, что на 11 процентов больше, чем в предсаммитском опросе, и является самым высоким показателем за все время его президентства. Общий рейтинг одобрения работы Рейгана вырос с 50 до 58 процентов, что стало лучшим показателем со времен иранской контры.

Успешная атмосфера саммита, включая растущее личное взаимопонимание между Роном и Михаилом (если не между Раисой и Нэнси!), была также перенесена в той степени, в какой это было возможно, благодаря тому, что Горбачев использовал имеющиеся возможности для встречи и приветствия как можно большего числа американцев, включая импровизированную остановку посреди трафика в центре Вашингтона (к смущению сотрудников службы безопасности).

Одна встреча с американцем была особенно важной. Горбачев ранее встречался с вице-президентом Джорджем Бушем только в трех случаях государственных похорон своих предшественников - Брежнева в 1982 году, Андропова в 1984 году и Черненко в 1985 году. В этот раз они встретились за завтраком (не наедине, но без омрачающего присутствия президента), и кандидат Буш (который включил во встречу менеджера своей кампании Джона Сунуну) использовал факт этой встречи в своей кампании.

 

Горбачев заявил о своем желании в случае избрания президентом продолжить работу над улучшением американо-советских отношений, что впоследствии стало важным заверением.

Рассматривался вопрос о возможности встречи Горбачева на совместном заседании Конгресса, но администрация отказалась от этой идеи, когда некоторые консервативные члены Конгресса выступили против.

Горбачев выступал перед народом при любой возможности. И его увлекательная манера была очень эффективной. Интервью с людьми с улицы выявили широкий спектр мнений. Некоторые люди все еще с подозрением относились к русским или коммунистам, но многие были очарованы Горбачевым и удивлены тем, что он (или "русские") был "таким же, как мы". Самым удивительным было то, что даже очень консервативные члены Конгресса были среди тех, кто выразил свое приятное удивление тем, что Горбачев оказался гибким, открытым и прагматичным. Как сказал один конгрессмен: "Он один из нас - политическое животное". Была эйфория и "горб      ания" в Вашингтоне и в стране.

Не все были очарованы. Некоторые консерваторы жесткой линии были очень разочарованы в Рейгане, а также подозрительно и враждебно относились к Горбачеву. Они не только боялись эйфории, но некоторые считали, что Рейган был захвачен "умиротворяющими" прагматиками, такими как Говард Бейкер, Джордж Шульц и Фрэнк Карлуччи, а также Горбачевым. Прежде всего, они рассматривали совершенно новое направление политики Рейгана как означающее, что "консервативная политика была полностью оставлена". И, по мнению одного видного архиконсерватора, Договор INF "отдает военное и политическое господство в Западной Европе нашему врагу". Представители умеренных взглядов, включая Генри Киссинджера и Брента Скоукрофта, были обеспокоены политическими последствиями Договора INF в отсутствие сокращения советского превосходства в обычных силах в Европе. И довольно многие умеренные были обеспокоены возможным преходящим характером эйфории. Но жестких противников улучшения отношений было мало, и их голоса были пронзительными, потому что они были изолированной крайностью.

Администрация, однако, не была сбита с ног. Госсекретарь Шульц, несмотря на все свои решительные усилия с 1983 года по улучшению отношений и признание того, что советское новое мышление имеет "потенциальную важность", по-прежнему заявил, что "в "новом политическом мышлении" на сегодняшний день нет ничего, что позволило бы предположить, что конец враждебной борьбы близок", риторически спросил, что это означает для Восточной Европы и Афганистана, и с сомнением спросил, будет ли Советский