Шрифт:
Закладка:
Тьмы стало слишком много. И демон заплакал. От боли. И от страха. И… и демоны растут медленнее. Этот — просто ребенок. Такой, каким был сам Ричард.
Дотянуться бы…
Чья-то рука вытащила клинок из раны, освобождая путь крови и тьме. И стало так больно… невыносимо больно. А еще демон плачет.
Демоны… хитрые коварные твари.
Нельзя верить.
А он все…
— Не вздумай! — этот крик донесся издалека. — Ричард… не вздумай умирать!
Он и не собирался.
Просто… больно.
И дышать нечем. Совершенно нечем дышать. А еще тьма кругом… откуда её столько. И демон все плачет. Где-то рядом… где-то совсем рядом.
— Тише, — сказал Ричард, поняв, что снова способен говорить. А вот дышать ему не надо. — Это скоро закончится. Ты где?
— Где, где, где? — отозвалась тьма.
А её стало слишком много, чтобы управиться. Но Ричард должен. Хоть раз в жизни он должен сделать все по правилам.
— Раз, два, три, четыре, пять, — голос Ричарда заглушал плач. — Я иду тебя искать… только прятаться не надо. Я не знаю, сколько у нас осталось времени…
Глава 47 О том, что принцессой быть непросто
«И многие скажут, что ни к чему девицам лишние науки? Да и вовсе не способен слабый женский разум постичь высокое искусство математики, не говоря уже об алхимии либо же философии. Однако скажу я так. Минули в прошлое темные времена, а потому люди образованные ищут себе и жен таких же, способных оказать мужу всякую помощь и поддержку. И это не говоря уже о том, что и ведение дома, и уход за оным, яко и за собою же, потребуют от современной дамы знаний…»
«Рассуждения о важности образования для успешной семейной жизни».
Мудрославу не учили совершать подвиги.
Разве вовсе можно подумать, что виросская царевна древнего рода, в тереме воспитанная, полезет их совершать-то? Для того люди есть специальные.
Где они?
Где-то там… остались. Пока еще. И недолго им, как и Мудрославе… вот если бы она читала книги… или бесполезно? Вряд ли в книгах писали о том, что делать, если тьма поглощает мир.
Взяться за руки.
Отбросить сомнения. Не получится? Возможно. Даже скорее всего не получится… и надо встать. Потная ладонь ладхемки почти выскальзывает, но та сама стискивает пальцы.
Кровь.
Еще кровь нужна.
— В прошлый раз у нас получилось не очень…
— Потому что… потому что опыта не было, — выдохнула Мудрослава. Мир менялся. Точнее раскалывался. Будто… будто не мир, а яйцо огромное, скорлупа которого трещину дала.
Именно.
— Сперва ты, Лет, отпускаешь всех, до кого дотянешься. Ты, Ари… постарайся вытащить нашего Повелителя. Все-таки он неплохой, если подумать… но его! Больше не оживляй никого без спроса, ладно?
— Я не специально.
— Брун, ты должна открыть путь.
— Куда?
— В мир демонов. Демоны уйдут домой… и тогда Яр, ты поставишь щиты.
— А ты?
— А я руководить буду! Мудро! — рявкнула Мудрослава. И подумала, что с Думой это всегда срабатывало. И сейчас не подвело.
Сила… сила откликнулась, стоило потянуться к ней. И привычно заструилась через руки… ладони.
И тихо выдохнула Летиция…
…их было много, тех, кто чуял её присутствие, молил, просил, требовал. Плакал. Скулил. Тянулся и почти дотягивался, потому как граница мира стерлась.
Почти.
И души обретали плоть.
Они… потянулись к Летиции.
Мужчины в белоснежных одеяниях. На головах некоторых возлежали золотые венки, и это тоже что-то значило.
— Уходите, — сказала Летиция, принимая силу. И дар раскрылся. На самом деле все просто. Она… ей достаточно пожелать. И она пожелала.
Покоя.
Всем им.
И тем, кто виновен, и тем, кто нет. И тем, кто был частью древнего мира и древнего же зла. Пусть уходят. Пусть возвращаются. Они не обрадовались, но воля Летиции была сильнее их гнева.
Дольше всех держался мужчина в коротком наряде, измаранном кровью. Он держал клинок в руке и улыбался. Почему-то показалось, что виновато.
Показалось.
И тьма, лишившись игрушек, пришла в движение.
— Круг! — рев Командора почти выбил из настроения. — Смыкаем и держим…
…тьма… тьма ведь была давно здесь. И почти обжилась. И даже привыкла к миру. Изменила его под себя… а потому вслед за душами встали мертвецы.
Ариция видела их.
Ощущала.
Пустые оболочки, которые наполнялись тьмой. И обретали некое подобие памяти. Жизни. Это было… отвратительно.
— Ари!
От окрика она вздрогнула, и сила, совокупная, данная ей, пришла в движение. Слева блеснула сталь, рассекая огромную фигуру надвое. Раздался рык и…
Сталь не поможет.
Это не живые существа, а мертвые стали не боятся. Зато…
— Прости, — сказала она, пусть даже и не услышали. А потом взяла силу и… если ей дано возвращать жизнь, то сумеет она и обратное. Надо лишь сосредоточиться.
Надо…
— Ари…
— Погоди, — она облизала пересохшие губы.
Разделить.
Ограничить. Иначе может получиться… не на тьму, но на плоть. Смерть — часть жизни, и новая жизнь. А потому… потому прах к праху.
И темные фигуры рассыпаются. Одна за другой, одна… только где-то там плачет кто-то, надрывно и горько. И от этих слез болит голова.
— Нельзя, — пальцы грязного мальчишки, как-то очутившегося в круге, держат крепко. — Это ловушка. Путь… надо отыскать правильный и… и я знаю. Дай мне.
Сила переливается. Тело — лишь сосуд. И очертания его стираются, плывут.
Теттенике? Удивляться уже не выходит. Но хорошо, что жива… хорошо…
…Теттенике видела пути.
Множество.
В степи дороги рисует ветер. По сухим травам. По теням. По… но можно выбрать, если уметь слушать песню ветра.
Её учили.
Это неправильно, потому что женщины не выбирают. Женщины следуют за мужчиной. Хранят шатер и детей, чтобы тот, кто уходит, мог вернуться.
А её учили.
Брат.
Он жив, и это радует, пусть даже не узнает её теперь… не важно. Главное, там, в степи, есть дороги. А здесь? Перед ней не сотни — тысячи. Переплетение золотых нитей и… и Теттенике видит, что нужно сделать.
Нити слишком тонкие. И ни одна не выдержит.
В одиночку.
А вот если связать… взять вот эту и… они все равно с тем рыжим держатся за руки. Может, это еще и не повод, но выхода нет. А двойная нить всегда прочнее одиночной.
Вот так.
И еще те две… и те… и нитей становится меньше. Одни Теттенике обрывает безжалостно, потому что в новом рисунке им нет места. Другие сплетает. Связывает. Заставляет слиться воедино.
