Нужно думать о чем угодно, кроме ощущений от рта Кастила на моей шее, движений его губ, бугрящихся мышц его рук под моими ладонями. Но это было бесполезно, и – о боги! – связь с ним по-прежнему оставалась открытой. По ней по-прежнему шел голод, да, но появилось и что-то еще. У меня во рту возник пряный, дымный привкус. Этот вкус, это пьянящее ощущение переполнили меня. Мое тело дернулось от нахлынувшего желания, а ноги ослабели. Не знаю, стояла ли я еще сама, или же меня поддерживал Кастил. Или Киеран. Мое дыхание стало поверхностным, а ноющая боль переместилась к груди. Внутри нарастало напряжение, становясь почти мучительным – бритвенно-острое наслаждение, оставляющее свои типы шрамов.

У Кастила вырвалось горловое рычание. Внезапно он, сделав глубокий глоток из моего горла, вжался и с неожиданной силой вдавил меня спиной в Киерана. Тот с кряхтением врезался в стену позади нас, и Кастил придавил нас обоих. Его рот двигался на моей шее, а его бедра дернулись на моем животе…

О боги.

Я чувствовала, как он прижимается ко мне. Чувствовала его в себе – его желание и мое, бурлящие и перемешавшиеся. Уши заполнил глухой рев, и я вдруг утонула в потоке ощущений, наплывающих бесконечными волнами. Беспокойство о том, что происходит и что мы не одни – позади нас застрял Киеран, прекрасно сознающий происходящее. Стыд за скользкую влажность, на которую Кастил ответил движением бедер, и его рука опустилась на мою талию. Желание, которое каким-то образом слилось с чем-то более глубоким, чем-то бесповоротным. И неверие. Я обвила рукой его шею и обнимала его, желая утонуть в этом огне, пока не поняла, что уже утонула.

Не знаю, в какой момент все вышло из-под контроля. Когда в том, как он держал меня, как прижимался ко мне, появился не столько голод, сколько стремление утолить иную жажду. Не знаю точно, когда я проиграла сражение с собственным телом. Не знаю, когда я прекратила думать о том, что ко мне прикасается не только тело Кастила, и не к его груди запрокинута моя голова.

Это из-за укуса? Или из-за потребности и желания, зародившихся в ту ночь в «Красной жемчужине» и так и не исчезнувших, превратившихся в огонь в моей крови, вспыхивающий всякий раз, когда Кастил близко? Или во мне, в самой моей сути, есть что-то безрассудное и порочное, позволившее… махнуть рукой и позабыть все на свете? Или сошлись все эти причины? Я не знала, я ничего не знала, когда дрожащие руки Кастила скользнули по моим бедрам, под халат. Он поднял меня на цыпочки, а потом еще выше, закинув одну мою ногу себе на пояс. Нижняя половина халата разошлась, а верхняя сползла с левого плеча. Когда его твердость прижалась к самой мягкой моей части, я сознавала только то, что превратилась в пламень, бурлящий в моей крови. В нечто совершенно незнакомое, дерзкое и бесстыдное. Я стала огнем, а Кастил – воздухом, подпитывающим его.

Бедра Кастила прижались к моим, мое тело ответило без единой осознанной мысли и вжалось в него, а он все кормился. Напряжение еще больше усилилось. Не знаю, что именно так быстро влекло меня к опасному краю: укус или ощущение его между моих бедер.

– Достаточно, – сказал Киеран.

Его голос должен был шокировать, но только вызвал раздражение.

– Кастил, достаточно.

Дрожа всем телом, я открыла глаза, словно в тумане. Грудь Кастила бурно поднималась рядом с моей. Весь оставшийся воздух покинул мои легкие, когда я ощутила, как он лизнул влажным языком место ниже укуса, а потом и сам укус. Внутри запульсировало напряжение. Он оторвал рот от моей шеи, несколько мгновений не двигался, а потом шагнул назад вместе со мной. Мое сердце и кровь продолжали колотиться, и ноющая боль никуда не делась. Держа меня одной рукой за талию, другую он опять запустил в мои волосы, наклоняя мою голову вниз. Я зарылась лицом в его шею, вбирая его запах и просто дыша. Я обвивала его обеими ногами, даже не помня, как они там оказались, а он держал меня, и между нашими телами не оставалось никакого пространства.

Он глянул поверх моего плеча на Киерана и хрипло произнес:

– Спасибо.

– Ты в порядке? – спросил Киеран, и я почувствовала, как Кастил кивнул. – Пенеллаф?

Едва ворочая тяжелым языком, я пробормотала:

– Да.

– Хорошо.

По движению воздуха я поняла, что Киеран прошел мимо нас. Дверь приоткрылась, и свежий ветер обдул обнаженные участки моей кожи, но ничуть не погасил жар.

– Спасибо, – еще раз сказал Кастил, и дверь закрылась. Он повернул голову ко мне и прошептал: – Спасибо.

Я молча обнимала его, захваченная ураганом… желания. Кастил сделал несколько шагов, наклонился и опустил меня на кровать. Под моей головой оказалась подушка, и он убрал из-под меня руки. Кровать прогнулась под его весом, когда он сел рядом, и я открыла глаза.

Кастил наклонился надо мной, обеими руками держа мою голову. Я заметила, что халат сполз еще дальше, открыв верхние полукружия грудей. Соски натянули тонкую ткань. А ниже видна вся нога до самого изгиба бедра. Надо бы поправить халат, прикрыться. Мне должно быть неловко, но я не шевелилась. Я не могла. Просто не могла, потому что посмотрела ему в глаза.

Они пылали, как горячий мед, прекрасные и всепоглощающие. Мы оба молчали, а его грудь поднималась и опадала, он дышал так же часто, как и я. Его мышцы затвердели от усилий сдерживаться. Я знала, что Кастил обуздывает себя, потому что связь с ним все еще сохранялась – никогда и ни с кем я не открывала ее так надолго. И я больше не чувствую терзающего голода. Вместо него появилось пряное и дымное ощущение, почти такое же сильное. У меня сбилось дыхание, и я опять загорелась.

Он приоткрыл губы, и показались кончики клыков. Место укуса закололо так сильно, что по мне пробежала волна дрожи, заставляя сжать бедра и изогнуться.

Кастил закрыл глаза и прерывисто вздохнул.

– Поппи…

В одном этом слове, моем имени, столько желания. Я задрожала. Он опять открыл глаза, и они почти сияли.

– Ты уже дала мне так много себя, сделала для меня так много.

Мне показалось, что он говорит не только о моей крови. Кастил опустил голову, и меня охватило предвкушение. Он остановился в паре дюймов от моих губ и обхватил ладонью мое бедро.

– Позволь сделать это для тебя. Позволь забрать боль.

Мое сердце заколотилось, хотя все тело напряглось. Я должна сказать «нет». На это есть сотни причин. Но с моих губ сорвалось совершенно другое, и сиплый голос казался не моим:

– А что насчет твоей боли?

По нему пробежала легкая дрожь.

– Речь не обо мне. – Его рука переместилась на мой живот, на голую кожу на левом бедре. – Позволь поблагодарить тебя единственным способом, каким я сейчас могу. Позволь выразить мою признательность.

Я едва могла дышать и думать, желание по-прежнему билось во мне в унисон с неугомонным сердцем. Я по-прежнему горю в огне. Я по-прежнему хочу, правильно это или нет, – как и утром, после которого, казалось, прошла целая вечность.