Алла переменилась к нему. И хотя их секс всё ещё был прекрасен, он уже чувствовал привкус горечи. Ревность съедала Михаила изнутри. В конце концов он встал, зажёг прикроватную лампу, взял в руки книгу, но вместо этого начал смотреть на Аллу. Во сне она казалась ещё прекраснее. Рыжие волосы разметались по белой наволочке, длинные ресницы подрагивали, а лицо было безмятежным, как у ребёнка. Во сне исчезла броня, которой она прикрывалась и теперь она казалась беззащитной и от этого ещё более желанной. Как он будет жить, если она уйдёт к Сорокину? В ушах у него до сих пор звучали её слова, что даже в этой жизни она жила для него, пусть из желания мести, но ведь для него она покупала бельё и духи.

Конечно, актёришка вчера выглядел жалко, но всё может измениться, если он опять станет красивым и снимется в новом фильме. Ведь даже вчера были моменты, когда он выглядел неплохо. И это при том, что он был пьян и не следил за собой.

Михаил вздохнул. И вот теперь он должен собственными руками… Нет, он не будет этого делать. Михаил бросил книгу и погасил свет. Ему удалось уснуть на рассвете, когда он обнял Аллу и уткнулся носом в её волосы. Нет, он никому её не отдаст.

Алла ещё спала, когда он проснулся и спустился вниз. Отпер комнату. Сорокин сидел на кровати и выглядел посвежевшим и похорошевшим.

– Наконец-то, – проворчал он при виде Михаила. – Зачем ты меня запер? Скажи спасибо, что я дверь не выломал.

– Вежливые люди начинают день с того, что желают доброе утро, – ответил Михаил.

– Это если оно доброе, – буркнул Сорокин. – Где Алла?

– Тебе какое дело? – Михаил смотрел в упор на Сорокина и уже видел, каким было бы его лицо, если бы он пошёл на поводу и сделал его красивым. Все его клиенты приходили и выпрашивали продлить молодость. Никто не хочет стареть. Так же никто не понимал, что лучше ничего не делать. Потом это становится наркотиком. У него есть постоянные клиентки. Выглядят как мумии.

– Зачем тебе Алла? Ты же ко мне приехал, – Михаил бросил взгляд на полный кувшин воды, который он ему оставил. Перед операцией нельзя пить восемь часов.

– Кофе будет?

– Операция делается натощак. А, вообще, лучше подготовиться. Три дня не рекомендуется принимать алкоголь.

Сорокин тут же вскипел. Даже шаг вперёд сделал.

– Ты что же это, сразу на попятную пошёл? Мало ли что рекомендуется. Я нормально себя чувствую.

Михаил почувствовал, как непроизвольно сжались кулаки. Вот урод. Он заставил себя успокоиться.

– Это под твою ответственность. Если готов, я позавтракаю, выпью кофе и приду за тобой.

– Мне тоже кофе под мою ответственность, – не сдавался Сорокин. – И яичницу. Я с голода умираю.

– Нет! – отрезал Михаил. – Сиди и жди. Можешь душ принять.

– Я уже принял.

– Тогда просто жди.

Михаил закрыл за собой дверь и отправился на кухню. Ему казалось, что даже брата он ненавидел меньше, чем этого урода. Ещё и командует. Михаил привык, что его клиентки – в основном он работал с женщинами – смотрят на него как на Бога и ловят каждое слово. А этот?! Под его ответственность. Да что ты знаешь об ответственности, урод?!

Михаил разбил с треском два яйца, так что скорлупа упала на сковородку. Он был очень зол. Нужно успокоиться. Он зарядил кофе в кофемашину и сделал чашечку капучино. Выпью одну до завтрака, другую после, решил он, но передумал. Сделал два стакана свежевыжатого сока для себя и для Аллы. Нацарапал записку Алле.

Михаил почувствовал, что расслабился. До тех пор, пока не увидел актёришку. Тот вскочил, как только его увидел.

– Ну что так долго?!

Михаил не удостоил его ответом.

– Пошли за мной.

Михаил редко оперировал на дому, но, планируя свой дом, комнату под операционную оставил. Позже, когда возникла необходимость, оснастил её всем необходимым. Богатая клиентка помогла.

Войдя, Михаил открыл окно для проветривания и облачился в белый халат и шапочку.

– Садись побеседуем, – кивнул он Сорокину на стул возле стола, за которым выслушивал пациентов и записывал. Но сегодня он не собирался этого делать.

– Рассказывай, чем болел? – спросил он суровым голосом.

– Ты что, издеваешься? – Сорокин тут же пошёл в атаку.

– Тогда вон отсюда! – заявил Михаил, очень надеясь, что Сорокин разозлится. – Ты или будешь отвечать на вопросы и делать то, что я скажу, или я отказываюсь.

– Ну ладно, извини. Ветрянкой болел, скарлатиной ещё. Вроде всё, – актёр пожал плечами.

– Аллергия есть?

– Нет.

Михаил померил ему давление и удивился, когда увидел сто десять на шестьдесят и пульс как у спортсмена.

– Раздевайся и ложись.

– Что совсем раздеваться?! Трусы…

– Трусы будешь снимать, когда к бабе пойдёшь.

Сорокин забрался на кушетку. Михаил не удержался и скользнул взглядом по его телу. Сорокин, может, и не был так накачан, как он сам, но мускулатуру имел вполне приличную. И, вообще, бес его возьми, у актёришки, кроме красивого лица была ещё прекрасная фигура. Михаил представил, как Алла опять западает на него. У них возникает роман.

Он перетянул жгутом руку Сорокина.

– Работай кулаком.

Михаил с первого раза ввёл иглу в вену.

– Считай до десяти в обратном порядке.

– Десять. Девять. Семь. Шесть. Пять.

Тишина.

Михаил всё ещё смотрел на лицо Сорокина. Актёришка опять выглядел красивым. Михаил решился. Он сделает то, что от него просят, но иначе. Он улыбнулся посетившей его идее.

Глава 46

После того, как Сорокин уснул после наркоза, Михаил некоторое время изучал его лицо. Спящий человек выглядит иначе, и Михаил частенько замечал какую-нибудь особенность, которая могла оказаться полезной в ходе операции. У него вошло в привычку представлять каким будет лицо пациента, когда сойдут синяки, отёчность и шрамы. Так и сейчас он представил, как Сорокин после того, как ему снимут бинты и швы, возьмёт в руки зеркало и удивится так, как не удивлялся никогда в жизни.

И у Михаила получится убить двух зайцев сразу: он сделает его красивым, но ни один режиссёр станет его снимать даже в дурацких мелодрамах. Так он отомстит за Аллу. Пусть даже она его об этом не просила.

Как-то он делал операцию