это видеть.

Счастливый подергал Крячко за рукав.

– Станислав Васильевич, мне бы вот эту на пару слов, – он рукой указал на Зою.

Крячко с подозрением глянул на него, сказал: «Сейчас перезвоню», – и ехидно спросил:

– Что, ностальгия замучила?

– Что-то вроде того, – застенчиво улыбаясь, признался Даниил. – Не чужие все-таки.

– Смотри, без глупостей и жестов, – предупредил полковник, грозя пальцем. – А главное – телефоны отдавайте сюда. Я теперь никого наедине с мобильниками не оставлю.

– Хорошо, – легко согласился Счастливый.

– И еще, – продолжал Стас, – имей в виду, в коридор я не выйду, и не упрашивай. В приемной буду.

– Не вопрос, рекомендую, там очень удобное игровое кресло.

Крячко, еще раз смерив Даниила подозрительным взором и покачав головой, все-таки вышел. Было слышно, как он ворчит, регулирует спинку сиденья, ерзает, поудобнее устраиваясь в кресле.

Зоя по-прежнему стояла спокойно, упрямо глядя в пол, лишь было видно, как по изящным скулам ходят желваки, выдающие внутреннее напряжение. Даниил, присев, по своему обыкновению, на край стола – Вестерман всю передернуло, – и растерев бедро, передвинул женщину, как стул, ближе к себе, взял ее за подбородок.

– На меня смотри, – заговорил он тихо, но отчетливо, чтобы было слышно и в приемной, – и не скрипи зубами, еще пригодятся, а мне это пофигу. Сама бы и убивала – я бы и слова не сказал. Девочку зачем втянула, дрянь ты эдакая? В глаза гляди, говорю.

Она молчала, отводя взгляд, и ее уши начали постепенно розоветь.

Счастливый вздохнул, взял со стола листок бумаги, достал распрекрасный свой «Паркер» и принялся быстро писать:

«Ты себе букет насобирала лет на двадцать. Сейчас повезут в сизо. Завтра я в загс…»

– Что?! – крикнула Зоя. – Ты, падла, ты с этой… близнецы-девочки? Ах ты…

Последовал залп самых отборных ругательств, которые Счастливый терпеливо выслушал, кивнул, сказал:

– Надо же, и эта туда же, – и продолжил писать:

«Как выясню, в каком ты сизо, я к тебе приеду».

На ее лице бешенство сменилось недоумением:

– Что за…

Он жестом изобразил: «Захлопнись» и быстро продолжил строчить:

«Распишемся. Я, как муж, показания давать не буду. Теперь насчет записи. Скажешь: стресс, самооговор. Изменишь показания, покаешься, поплачешь. Трудное детство, недостаток витаминов. Общ. полезная деятельность, благотвор., международное признание, права человека».

– Поняла?

Она молча кивнула.

Даниил аккуратно и бесшумно сложил бумагу в несколько раз, спрятал во внутренний карман, произнес громче и отчетливей:

– Теперь главное. Попробуешь пойти в отказ – Даню больше не увидишь. Со своей стороны обещаю, что буду делать все, чтобы вы продолжали общаться. Слова плохого о тебе ей не скажу, надеюсь, что это будет взаимно. Поняла?

Она кивнула снова, потом глухо спросила:

– Как же ты ей расскажешь обо всем… ну об этом, да так, чтобы слова плохого про меня не сказать.

– Это уже мое дело, персональное, – оборвал Даниил Зою. – У меня все.

Счастливый встал со стола и двинулся было к выходу, но она вдруг уткнулась ему в плечо и разрыдалась. Поколебавшись, он все-таки обнял женщину, приговаривая какие-то глупые, но утешительные слова.

Подняв глаза, увидел Крячко, который выглядывал из приемной. Он крутил пальцем у виска, но на его лице читалось неподдельное уважение, каким нередко благодарный зритель одаривает укротителя свирепых тигров.

Глава 24

После того как Зоя отбыла навстречу своей новой жизни, они дождались приезда Гурова и девочек.

– Сейчас куда отправимся? – спросил Крячко, позевывая. – Прошу прощения. После таких русских горок в сон клонит.

– Что такое «русские горки»? – спросила Даня.

– Это аттракцион такой, садишься на такие санки и с горы на гору летаешь, – пояснил Станислав Васильевич. Он без труда узнал девочку с фото, только теперь у нее не было такого вида, как будто ее сначала выкопали из могилы, накрасили и лишь после этого запечатлели.

– Наверное, надо девчонке какие-нибудь вещи прихватить, – заметила Мария, – а то даже на смену ничего нет.

– Да фигня, – отмахнулась Даня.

– Нет, вещи-то нужны, хотя бы смена. Давайте отвезу куда надо? – предложил Станислав.

– Давай, – согласилась девчонка, беря его за руку и ведя к машине.

– Я с вами тогда, на всякий случай, – вызвался Счастливый. – Лев Иванович, вы, если желаете, можете вернуться на дачу. Или хотите сразу в Москву?

– Честно говоря, мне бы уже отдохнуть, – призналась Мария, потягиваясь и зевая. – Я лично утомилась и перенервничала.

– Да я тоже не прочь до утра отложить разъезды, – согласился Гуров.

Даниил отдал им ключи. Разъехались.

Следуя указаниям Дани, Крячко притормозил у проходной коттеджного поселка под вдохновляющим названием «Мечтай!». В любом случае, об охране, вопросах «откуда-куда-зачем?», пропусках и прочих атрибутах элитарности можно было помечтать. Беспрепятственно проникнув на территорию, они прошли еще немного, до конца аллеи из построенных и неосвещенных коттеджей, в единственный дом, над входом которого горел фонарь.

– Мы недавно переехали, – пояснила Даня. – Так что пока во всем поселке одни мы.

Девчонка открыла дверь, взяв ключ под ковриком, и пригласила внутрь.

В доме было тепло, просторно и свободно. Стояли нераспакованные коробки. Сиял кристальной чистотой нехоженый пол, дружелюбно поблескивал новехонький кухонный угол.

– Неплохо тут, – заметил Крячко, оглядываясь. – С выдумкой и вкусом.

– Да, в самом деле, – пробормотал Даниил. – Станислав Васильевич, вы давайте сами тут разбирайтесь, а я, от греха подальше… на радостях да от переживаний как бы не сорваться.

Крячко поймал его тоскливый взгляд, направленный на барную стойку и призывно мерцающие бокалы, и охотно согласился:

– Отправляйся-ка в машину, а то пристегнись на всякий случай.

Прибежала Даня с уже собранным рюкзаком.

– О, а папа где?

– Да он в машине ждет.

– Ну и ладно. Тогда пойдем, я тебе тут все покажу.

Девчонка, проникнувшись к Крячко симпатией и доверием, ухватила его за руку и повела путешествовать по дому.

Да, тут было на что посмотреть.

Гостю показали свою комнату, комнату мамы, комнату для гостей, комнату для других гостей и комнату, если двух других будет мало – все, кроме двух вышеназванных, были обставлены, но необитаемы.

Комната самой Дани была чисто прибрана, каждая вещь явно была пристроена на свое собственное, особое место, и это особенно поразило Станислава, хорошо помнящего и свое детство, и детство собственных и всех знакомых чад. Его искреннее восхищение не осталось без внимания. Девчонка растаяла до такой степени, что подтащила к монструозному шкафу-купе, пообещав страшную тайну. Так и оказалось: задняя стенка шкафа скрывала вход в подвальное помещение.

– Пошли, пошли, не бойся, – торопила Даня.

Подземелье казалось обжитым еще лучше, нежели дом. Это было настоящее промышленное помещение, мастерская, снабженная мощными кондиционерами, с ярким, но не раздражающим, в целом грамотным освещением, с системой чанов и