Вряд ли кто в наше время решится оправдывать практику заложничества. Заложник — это человек, который ни в чем не повинен, но должен быть казнен либо за действия, которые совершены другими лицами, либо для того, чтобы своей смертью устрашить других, не склонившихся перед оккупантами. Зверская эта практика осуждена во всем цивилизованном мире.

Когда Кейтелю предъявляли приказы ОКВ о расстреле заложников, он молчал, мучительно долго молчал, а потом преподнес свой обычный стереотип:

— Приказ есть приказ.

А Йодль? Как он реагировал на это обвинение? То ли сам, то ли по подсказке многоопытного профессора Экснера он затеял дискуссию по поводу того, запрещает ли безоговорочно международное право взятие и расстрел заложников. Не могу не привести здесь краткую выдержку из стенограммы:

«Робертс (английский обвинитель). Раз вы затронули этот вопрос, я утверждаю, что нигде в международном праве вы не найдете положения, которое бы оправдало расстрел заложников в качестве законной меры.

Йодль. Однако совершенно точно, что нигде в категорической форме не говорится и о запрете убийства заложников».

Как это ни странно, но в данном случае оба — и обвинитель, и подсудимый — были правы. Робертс — по существу, Йодль — формально. Здесь не место вдаваться в юридический анализ, но скажу, однако, что минимально добросовестное толкование четвертой Гаагской конвенции приводит к единственному выводу о незаконности заложничества[20].

А вот еще пример того, как Йодль использовал любую возможность, любую недоговоренность в международном праве, чтобы оправдать свои тягчайшие преступления.

18 октября 1942 года ОКВ издает за подписями Гитлера и Кейтеля приказ о немедленном расстреле без суда и следствия участников коммандос. Они носили военную форму и уже по одному этому должны были рассматриваться как солдаты. Тем не менее Кейтель подписал приказ об их расстреле.

А Йодль? Какова была его позиция? Он и на этот случай кое-что припас для своего обеления. Оказывается, перед изданием приказа о расстреле участников отрядов коммандос штаб Йодля представил Кейтелю записку, в которой высказывалась мысль о необходимости решить предварительно некоторые вопросы:

«1. Имеем ли мы сами намерение сбрасывать на парашютах диверсионные отряды в районах войск противника, находящихся за линией фронта, или также в районах глубокого тыла?

2. Кто будет сбрасывать на парашютах большее число диверсионных отрядов — противник или мы?»

Йодль пытался убедить суд в том, что он и на сей раз был в оппозиции, потому что стремился руководствоваться международным правом. Но разве принцип «кто будет сбрасывать больше?» — высший критерий для оценки законности репрессивных мер?

Утопающий, говорят, хватается за соломинку. И в самый последний момент Йодль обнаруживает такую спасительную соломинку в уже цитированном документе. Настаивая на том, что он был против издания приказа о немедленном расстреле коммандос без суда и следствия, бывший начальник штаба оперативного руководства ОКВ ссылается на следующие слова, содержащиеся в его записке:

«Придаем ли мы значение предварительному аресту отдельных членов этих отрядов с целью их допроса разведкой вместо их немедленного умерщвления?»

Йодль, оказывается, напоминал: боже упаси, не забудьте допросить пленного, заставьте его дать показания, а потом уже можете казнить.

И это говорится в оправдание!

19 февраля 1945 года. Советская Армия приближается к Берлину. Фашисты звереют с каждым днем. В ставке у Гитлера происходит совещание. Рассматривается вопрос: следует ли Германии открыто отказаться от Женевской конвенции. Вопрос сам по себе довольно странный. Кому неизвестно, что германское командование на протяжении всей войны отбрасывало прочь любые конвенции, стеснявшие его действия.

Судя по протоколу, под Женевской конвенцией участники совещания понимали все международное право. Дениц и Йодль говорили о войне на море, о возможности торпедирования торговых кораблей без предупреждения и оглядывались почему-то на Женевскую конвенцию, хотя в ней, как известно, речь шла только о режиме пленных и раненых. Но дело не в этом. Обратим внимание на тогдашнюю позицию Йодля.

Читатель помнит, что он заявил трибуналу о своей решимости после убийства британских летчиков не допускать больше нарушений международного права. И 19 февраля 1945 года Йодль действительно возражал против открытого отказа от ограничений международного права. Начальник штаба оперативного руководства объяснял Гитлеру, что Германия в прошлом была непредусмотрительна. Он ссылался при этом на 1914 год: «Мы торжественно объявляли войну всем государствам… таким образом, возложили на свои плечи всю ответственность за войну перед всем внешним миром» Йодль был убежден, что всегда нужно находить какие-то предлоги, чтобы, напав на то или иное государство, приписать инициативу нападения жертве агрессии. Высказав это свое кредо, он сделал вывод: «В той же степени сейчас (то есть в 1945 году. — А.П.) было бы неверным отказаться от обязательств, налагаемых международным правом, которые мы приняли на себя, и, таким образом, вновь выступить перед внешним миром в качестве виновных». И чтоб уж ни у кого из присутствовавших на совещании не осталось никаких неясностей в отношении его, Йодля, точки зрения, он уточнил: «Соблюдение принятых на себя обязательств ни в коей мере не требует, чтобы мы налагали на себя ограничения, которые мешали бы нам вести войну».

Итак, «нарушайте Женевскую конвенцию, но не говорите миру о том, что так поступаете». Этими словами Йодль как бы суммировал все сказанное им.

Я уже говорил о поведении на Нюрнбергском процессе Риббентропа, о его вызывавших чувство омерзения заискиваниях то перед одним, то перед другим из обвинителей. Этот «великий мастер реальной политики» почему-то уверовал, что если он станет вести себя именно так в эти десять месяцев процесса, то умиленные обвинители будут готовы позабыть все его преступные деяния на протяжении последних десяти лет.

Йодль рассудил иначе. Несмотря на все уловки защиты, несмотря на искусно создаваемое алиби, он все-таки понимал, что решение его судьбы меньше всего зависит от того, как он станет отвечать на вопросы обвинителей и судей, будет ли вести себя с внешним достоинством или униженно. Он предпочел первое и при любом подходящем случае применял «наступательную тактику». Линия поведения Йодля во многом напоминала поведение Шахта. Точно так же, как Шахт ловко использовал в интересах своей защиты мюнхенские мотивы в политике Англии и Франции, Йодль сумел использовать некоторые не вполне благопристойные моменты в боевой деятельности англо-американских вооруженных сил.

Английский обвинитель Робертс предъявляет Йодлю обвинение в варварской, без всякого предупреждения бомбардировке Белграда. Но, задавая этот вопрос, он не учел того, на что давно обратил внимание Йодль. Англичанин не заметил осторожности, проявленной главным американским обвинителем Джексоном при допросе Геринга. Тот в течение нескольких дней потрошил подсудимого № 1, однако ни разу не коснулся