Шрифт:
Закладка:
Вильнев заставил Феррари смеяться в 1979 году, когда в Зандвоорте закончил круг с разорванной в клочья задней левой шиной. В том же году он заставил его улыбаться во второй раз — когда шел бок о бок с Renault Репе Арну, время от времени соприкасаясь с ним колесами. Тогда они сражались за второе место, но с не меньшим напряжением боролись бы и за двадцать второе — уж такие у них были бойцовские характеры. А еще Феррари улыбался, когда Вильнев вписывался в поворот, забрасывая в сторону задний мост. Правда, это у него получалось лишь в том случае, когда управляемость и маневренность болида полностью соответствовали его водительскому стилю. Он был чрезвычайно эмоциональным гонщиком и, что существенно, знал, как передать этот свой эмоциональный настрой публике. На такое мало кто был способен — разве что великий Нуволари…
Вильневу потребовались все его искусство, опыт и мужество в 1981 году, когда Форгьери пересадил его на Ferrari 126С Турбо, которая при огромной мощности имела столь же несовершенное шасси, что и модель 125, выпускавшаяся тридцать лет назад. Чтобы достичь победы на совсем еще сырой машине, Вильневу приходилось подчас даже идти на хитрость. К примеру, в Монако, захватив лидерство, он вел машину так, чтобы не оставить ни малейшего просвета, куда бы мог проскользнуть более юркий и скоростной болид сидевшего у него на хвосте противника. Как бы то ни было, ему удалось выиграть две гонки — в Монако и Хараме. На Гран При Канады он опять заставил Феррари ухмыльнуться. Жиль пересек финишную черту четвертым, хотя на заключительном этапе гонки у него оторвалось переднее антикрыло, которое, со свистом пролетев у него над головой, рухнуло на трассу, едва не спровоцировав массовую аварию. В этом сезоне его напористая, на грани фола манера вождения представляла собой разительный контраст с манерой вождения его нового напарника Дидье Пирони — двадцативосьмилетнего парижанина, происходившего из богатой семьи, имевшей корни во Фриули. Пирони заработал Гран При на Ligier, и Феррари, которому он показался прирожденным бойцом, поторопился подписать с ним договор. Однако в 1981 году парижанин выше пятого места гак и не поднялся, и Феррари решил, что, подписав с ним договор, допустил ошибку. В этой связи отношение к Пирони в Маранелло было более чем прохладное, и Дидье чувствовал себя в «Скудерии» очень неуютно.
Чтобы подкрепить мощный турбомотор шасси европейского класса, Феррари пригласил в «Скудерию» англичанина Харви Постлтуэйта, делавшего машины для команд Hesketh и Wolf, за которые ездили такие известные гонщики, как Джемс Хант и Джоди Шехтер. Постлтуэйт, обладавший внешностью невозмутимого преподавателя колледжа, чем-то напоминал Майка Паркса. Он тоже очень скоро выучился говорить на моденском диалекте, отлично ладил с механиками и чувствовал себя в Модене как дома. Он произвел полную перекомпоновку модели 126С и заказал для нее монокок из углепластика в Бельгии; на фабрике Феррари эту технологию так и не освоили, хотя разговоры об этом велись аж с 1973 года. «В технологическом отношении команда основательно отстала», — писал англичанин.
Начало сезона было сопряжено с яростной полемикой по техническим вопросам, в которой Энцо Феррари принял самое непосредственное участие. Когда фирма Renault, стремившаяся стать в Формуле-1 законодательницей мод, поставила на свои машины турбомоторы объемом 1,5 литра, которые, по мысли его создателей, должны были превосходить по мощности стандартные моторы с рабочим объемом в 3 литра, английские конструкторы довольно быстро осознали, что дни столь любезного их сердцу двигателя Ford Cosworth DFV сочтены. При этом, когда представители английской стороны приехали в 1981 году в Маранелло, чтобы подписать с другими командами Формулы-1 Договор Согласия, они сделали все от них зависящее, чтобы продлить участие в гонках машин с двигателями DFV. В частности, англичане потребовали исключить из весового лимита вес водяного бака, который якобы был необходим для охлаждения тормозов. На самом деле это было чистейшей воды блефом. Комиссары Формулы-1 отлично понимали, что вода в этом баке — суть обыкновенный балласт, сбросив который можно быстро облегчить машину, и требование англичан отклонили. Из-за этого пресловутого водяного бака были дисквалифицированы Brabham Нельсона Пике и Williams Кеке Росберга, занявшие первое и второе места на Гран При Бразилии. В этой связи англичане бойкотировали следующую гонку, объединившись под флагом Ассоциации конструкторов Формулы-1, возглавляемой Берни Эклстоуном. Энцо Феррари называл промышленников, входивших в эту ассоциацию, «гаражистами» (владельцами гаражей) и утверждал, что они делают кустарные машины, заимствуя идеи и готовые детали, где только придется. Они представляли интересы мелких британских автопроизводителей — в отличие от европейских «грандов» Ferrari и Renault, за спиной которых стояли крупнейшие концерны. На стороне «грандов» выступал Жан-Мари Балестр, президент FIA. Конструкторы, следуя советам Макса Мосли, впоследствии сменившего Балестра на посту президента FLA, настаивали на своем, и на Гран При Сан-Марино 1982 года «владельцы гаражей» не приехали. Гонки в Имоле, таким образом, превратились в соревнования между Ferrari Вильнева и Пирони, с одной стороны, и Renault Арну и Алена Проста — с другой. Поскольку обе Renault довольно быстро сошли с трассы, гонки возглавили две Ferrari. Во избежание неожиданностей менеджер «Скудерии» отдал своим гонщикам приказ между собой в соперничество не вступать. Похоже, Пирони об этом сказать забыли или он просто пропустил слова менеджера мимо ушей, поскольку на завершающей стадии гонок он постоянно атаковал шедшего впереди Вильнева и даже несколько раз захватывал лидерство. Это не могло не вызвать неудовольствия франко-канадца, который был уверен, что после приказа менеджера победа у него в кармане. В тот день Форгьери из-за проблем в семье в боксах не было, а потому повлиять на упрямого француза было некому. Что же касается менеджера команды Пиччинини, то он, отдав приказ, устранился от дел и отправился досматривать гонки на трибуны. Вильнев, которого Пирони обошел на последнем круге, заняв в результате первое место, был зол как черт. Тут ему вспомнилось, что Пиччинини на свадьбе у Пирони, куда его, Вильнева, даже не пригласили, был посаженым отцом. Это наводило на мысль, что менеджер, желая оттеснить его на второй план, затеял в компании с Пирони против него интригу. Вильнев знал, что подобные «внутрисемейные» разборки, испортившие карьеру многим гонщикам, были в «Скудерии» в большом ходу, и это знание настроение ему отнюдь не улучшило. Феррари же делал вид, что ничего особенного не произошло, и никак на нарушение приказа со стороны Пирони не отреагировал — во всяком случае, публично.
Когда через две недели Вильнев выехал
