собраться в репетиционной комнате. И теперь девушки старательно отрабатывают упражнения под негромкую музыку. Пусть не всё и не у каждой получается идеально, но по сравнению даже с прошлым месяцем прогресс налицо, и доведись им сейчас выступить перед другими заключёнными, они не растеряются и уж точно не флопнутся.

Неслышно открывается дверь и входит ЮнМи. Она слегка похудела, на лице ещё заметна некоторая бледность. Она с улыбкой смотрит на танцующих девушек. Увлечённые танцем, те не сразу замечают Юну.

— Мама дорогая! — вдруг негромко произносит БонСу. — Вы только посмотрите на неё!

— Синие! — восторженно пищит ДаЕн, подскакивая к Юне. — Они у тебя опять синие! И светятся!

— Дэбак! — ахает ДжиУ. — А я думала, что это байка такая или что ты в самом деле линзы носила.

— Почему? — спрашивает БонСу. Вопрос звучит несколько странно, но тем не менее все понимают, что она имеет в виду.

ЮнМи пожимает плечами:

— Сама не знаю. Наверное, что-то должно наконец в моей жизни в лучшую сторону измениться.

— Теперь тебя точно выпустят, — с грустью говорит ДаЕн. — Нет, это, конечно, хорошо, это даже здорово! Но без тебя будет так скучно.

— Я думаю, вряд ли это произойдёт очень быстро, — улыбается ЮнМи. — Сомневаюсь я что-то в благоразумии нашей судебной системы. Кто к ним в лапы попал, то пропал. Так что не грустите, девушки, лучше покажите, что вы тут без меня разучили.

(마흔번째꿈) Сон сороковой. Эпилог

Сон Серёги Юркина

Вверх по одной из улиц района Гванак-гу неторопливо идёт ЮнМи. Она в привычном голубом джинсовом костюме, лёгких кроссовках и бейсболке с логотипом "Короны." На плече висит большая чёрная сумка. Глаза скрыты тёмными очками, на губах играет едва заметная улыбка.

Всемирно известный айдол возвращается домой после утомительного гастрольного тура по странам Азии. Она устала и хочет только спать. Внизу у перекрёстка дорожные службы затеяли ремонт, и поэтому таксисту пришлось остановить машину довольно далеко от маминого кафе.

"Всё как всегда, — ворчит про себя Юркин. — Сначала рейс из-за погоды на пять часов задержали, потом в пробках бог знает сколько времени пришлось простоять, а тут ещё и до дома довезти не могут. Ну что за жизнь! Хорошо, что багаж в общежитии оставил, как чувствовал. А то пришлось бы на себе ещё и оба чемодана тащить".

Перед входом в один из соседних с "Весёлым цыплёнком" домов сидит всё та же троица, уже знакомые нам, ачжумы. Они словно бы и не уходили с этой скамейки всё то время, пока ЮнМи отсутствовала. Однако вопреки обычаю они сегодня не говорят ни слова, сидят молча, о чём-то задумавшись. Вполне вероятно, что давно исчерпав все темы для разговоров, они просто наслаждаются тишиной тёплого сентябрьского вечера. Заметив неторопливо приближающуюся ЮнМи, две ачжумы понятливо переглядываются, а третья, что-то вспомнив, довольно покачивает головой.

— Вот теперь я её узнала! — произносит она. — Напрасно ты меня, СоДжин, давеча попрекала моим склерозом. Нет у меня никакого склероза. Я всё помню даже лучше вас. Это СунОк, онни той наглой девчонки с синими глазами, которая хочет запретить нам есть кимчхи и пить соджу. Насчёт соджу я согласна, а кимчхи ела, ем и буду есть. И никакая Агдан у меня её не отберёт.

— Опять ты всё перепутала, ХанЫль, — с улыбкой возражает СоДжин, — Но я с тобой спорить не буду, потому что бесполезно. Всё равно забудешь.

Тётушка ЫнГен, у дома которой и сидят кумушки, озабоченно ворчит:

— Напрасно она вечно ходит в этих чёрных очках, в которых ничего не видно. Вот наедет на неё опять какой-нибудь моджори (дурень), а она и не услышит.

— А? Что? — вскидывает голову ЮнМи. Обнаружив, что стоит рядом с соседками, она тут же убирает очки на лоб.

Все три ачжумы невольно вздрагивают под прицелом невозможно синих глаз.

— Анньён хасамнида-а, — говорит ЮнМи. — Уважаемые тётушки, смотрю, вы опять на своём боевом посту.

ЫнГен и СоДжин, слегка поджав губы, кивают в ответ. ХанЫль вежливо здоровается:

— Анньён, СунОк-ян. Рада тебя видеть. Только зря ты подражаешь своей невоспитанной сестре и носишь эти жуткие синие линзы. Поверь моему опыту — они тебе совсем не идут.

ЮнМи с жалостью смотрит на неё, потом пожимает плечами и решает не спорить. СунОк, говорите? Ну нехай будет СунОк!

— Знаете, уважаемые ачжумы, — говорит она. — Я только что была на гастролях в Сингапуре, в Пекине, в Бомбее и в Маниле… И везде я видела таких же, очень похожих на вас тётушек, которые сидят на скамейках рядом с домом и обсуждают всех прохожих и проезжих. Неужели и я, став такой же мудрой, как вы, тоже буду все дни напролёт сидеть на лавочке с соседками?

— Конечно, будешь, — кивает тётушка ЫнГен. — Куда ты денешься? Судьба наша такая, бабья.

— Это ужасно, — говорит ЮнМи, ещё раз обводит соседок пронзительным взглядом невозможных глаз, поворачивается и уходит, не попрощавшись.

— Вот вроде и не нахамила, а чувство такое, словно нахамила, — меланхолично замечает тётушка СоДжин, глядя ей вслед из-под козырька своей кепки.

— Молодая ещё, — поясняет тётушка ЫнГен. — Глупая. Ничего в жизни не понимает.

ЮнМи тем временем подходит к кафе, и приветливо машет высунувшейся из окна второго этажа СунОк.

— Онни, я вернулась! — говорит она. — Мамочка, ты где?

Госпожа ДжиМин тут же распахивает двери и бросается обнимать младшую дочь.

— Почему глупая? — удивляется ХанЫль. — Вполне разумная девушка. Даже почти вежливая. Не то, что её сестра, Агдан которая. Вот у той точно ума с гулькин нос. Кимчхи она запретить вздумала, выдерга! Саму бы её запретить!

— ХанЫль, как же с тобой тяжело! — вздыхают обе её