Но всё повторяется. И вот сейчас, в начале 1990-х, он вновь стоит на краю бездны, а с кадров выцветшей кинохроники на него смотрят соотечественники, такая бесконечно длинная панорама по их лицам: «Одно их общее лицо было вот какое: не знаю, кто ты такой, что сейчас на меня пялишься, но ты меня не видел, и я тебя не видел, и как я отношусь к происходящему, за тех я или за этих, ты никогда не узнаешь и никому не докажешь… Эта угрюмая бесстрастность, всеобщая номенклатурная замкнутость… вот что меня испугало. Ни одного выражения досады, возмущения, страха, отчаяния – все всё так давно знали назубок!»

Автор всматривается в эти лица, ищет среди них то единственное с платоновским взглядом лбом лицо, словно бы сошедшее с фотографии, висящей в коридоре Литинстиута на первом этаже.

Этот взгляд Битова «гипнотизирует, и эта боль, и впечатление, что под кожей бьется пульс, и эта безвинность убиенного абсолютно нежалобная, с полным сознанием, и эта пропитая сгоревшая жизнь».

Нет, не находит.

Слушает «гул приближающейся Истории» (А. Г. Битов) или рев уходящей?..

В 1992 году семинар в Литинституте закончился, студенты получили дипломы (литературный работник по специальности «литературное творчество»). Однако через несколько лет они поймут, что пришла не самая лучшая пора для занятий писательством. Пройдет время, и лишь единицы из приведенного выше списка битовских питомцев напомнят о себе.

Пришла пора, название которой не устают придумывать и по сей день – «лихие 90-е», «эпоха клипового мышления», время медиа, «информационный беспредел», время издательских проектов по зарабатыванию денег, эпоха эффективных менеджеров.

По сути, начиная с 1991 года литературным менеджментом совершенно неожиданно для себя занялся и Битов.

Впрочем, так уж ли неожиданно? Вспомним слова писателя – «вот уж не думал, что я властный». Речь в данном случае, разумеется, идет не столько о политических амбициях автора «Пушкинского дома», сколько об осознании (вовсе не беспочвенном) собственной значимости внутри современного ему литературного процесса. Тут, можно утверждать, что сработал уже известный нам битовский принцип – ничего не просить, но и не отказываться, если обстоятельства складываются должным образом.

Должным образом все сложилось в сентябре 1991 года, когда Андрей Георгиевич Битов был избран президентом Русского ПЕН-центра, сменив на этом посту писателя Анатолия Наумовича Рыбакова.

Международная писательская организация ПЕН (поэт, эссеист, новеллист), основанная в Лондоне еще в 1921 году Джоном Голсуорси, в СССР пришла только через 68 лет.

Из Хартии международного ПЕН-клуба: «Литература, явление хотя и национальное по происхождению, не знает границ и должна оставаться средством общения между народами, вопреки трудностям национального и международного характера…

Члены ПЕН-клуба должны всегда использовать свое влияние для установления взаимопонимания и уважения между народами; они обязуются прилагать все силы к тому, чтобы противодействовать классовой и национальной вражде, лично бороться со всеми видами унижения и дискриминации по расовому и национальному признаку, защищать общечеловеческие идеалы, идеалы всеобщего мира…

ПЕН-клуб выступает в защиту принципов свободы информации внутри каждой страны и между всеми странами, его члены обязуются выступать против подавления свободы слова в любой ее форме в тех странах и обществах, к которым они принадлежат, а также во всем мире, когда это представляется возможным…

Членство в ПЕН-клубе открыто для всех квалифицированных писателей, которые признают эти цели независимо от национальности, языка, расы, цвета кожи или вероисповедания».

Член СП СССР с 1965 года Битов, безусловно, имел исчерпывающее представление о том, что такое крупная писательская организация государственного или даже мирового уровня, по каким законам она существует и какие цели перед собой ставит вне зависимости от того, где расположена ее штаб-квартира – в Лондоне, Париже, Нью-Йорке или Москве. Более того, резолюции и вердикты ПЕНа, принятые на различных конгрессах, собраниях и съездах по большей части чиновниками от литературы в целом ничем не отличались от постановлений Секретариата Правления Союза советских писателей. Тот же громоподобный пафос, те же правильные, но при этом невыносимо общие слова, за которыми можно было скрыть все, что угодно (в зависимости от обстоятельств, поставленных задач и требований политической конъюнктуры).

Так, вернувшись из одной административно-писательской поездки в Штаты, Битов не мог не признать: «Они еще хуже, чем мы».

О неоднозначном отношении писателя к тому, что происходило за пределами Империи, в те годы стремительно разрушавшейся, вспоминал Василий Павлович Аксенов, в 1980 году покинувший СССР (вернулся в Россию в 2004 году): «Битов прибыл в США для участия в литературной конференции, на которую также были приглашены эмигранты Эткинд, Венцлова и Бродский; а ведь еще полтора года назад Союз писателей СССР ответил грубым отказом на приглашение участвовать в нью-йоркском международном конгрессе ПЭН-клуба именно под предлогом того, что на конгрессе будут эмигранты, в том числе автор этих строк…

Недавно приятель прислал мне копию интервью Битова, данного им по возвращении из Америки корреспонденту газеты “Московские новости”. Основная идея этого интервью “самим писать правду о себе”, то есть не отдавать этого удовольствия врагам, вполне похвальна, ведь враг, за ненадобностью переставший говорить нежелательную правду, может в одночасье перестать быть врагом – не так ли? Битов выражает в интервью удовлетворение поездкой в Америку, хотя и добавляет, что не привез оттуда никакого писательского багажа…

На вопрос корреспондента “Московских новостей”, что он может сказать об эмиграции, Битов высказался в том духе, что он не увидел в эмигрантской среде ничего интересного. “Эмиграция – это летаргия”, – сказал он. Речь, разумеется, идет о литературной эмиграции».

Выехав наконец из СССР, а затем и РФ, автор остался верен себе, своему принципу – не принадлежать никаким блокам и группировкам, партиям и лагерям, быть «наособицу», используя в кругу коллег по цеху лишь одно мерило – качество текста.

Получается, что путешествие расконвоированного вышло за пределы периметра, переставшего быть периметром (КПП открыты, вышки снесены, колючка давно проржавела, вохра разбежалась, с чем-то подобным Битов уже сталкивался во время службы в армии), а в таком случае расконвоированный странник не видит разницы, где совершать свое паломничество, оно же путешествие – в пределах отечества или за его рубежами, потому что в любом случае он и везде, и нигде, ведь он путешествует внутри собственного «я», внутри собственного подсознательного и бессознательного.

Читаем в статье Льва Аннинского «Странный странник»: «Андрей Битов – путешественник, странный во всех смыслах. Прихотливая, причудливая, расслаивающая избирательность его зрения, да и общее психологическое состояние, кажется, мало вяжутся с любопытством к тому, что вокруг и за горизонтом. Мучительное самоуглубление, медленный, западающий в себя