Шрифт:
Закладка:
— Знаете, думаю, это очень грустно — петь самой себе в день рождения. Вот если бы Вы всё-таки составили мне компанию…
— Так у Вас сегодня день рождения, милая? Почему же вы молчали? Если вам так хочется — в честь праздника я могу сделать исключение…
— Правда? — Олливандеру казалось, что даже в темноте подземелья видно, как большие, вечно удивленные глаза Луны засветились счастьем. — Это было бы лучшим подарком для меня!
— Ну что же, если перед смертью старик ещё может сделать что-то хорошее в этой жизни — то почему бы не попробовать?
* * *
Представьте себе мальчика.
У этого мальчика есть семья, он обеспечен и любой его каприз исполняется тут же, стоит лишь озвучить желание. Его друзей сложно назвать друзьями, но мальчику достаточно их внушительного присутствия, а почему они рядом — совсем неважно. У мальчика есть определённые идеалы, определённые взгляды на жизнь, которые веками царили в его семье, и он уверен в истинности этих убеждений. А потом упорядоченная, правильная жизнь мальчика вдруг оказывается хрупка, как карточный домик, но он осознает это лишь тогда, когда лежащая прямо под ним карта уплывает из-под ног, и мальчик стремительно летит вниз, теперь лишённый возможности выбирать, потому что совсем недавно уже сделал свой неправильный выбор.
Мальчик вляпался, по самые уши вляпался.
Он был уверен, что силён. Был уверен, что пытать, убить человека ради достижения цели — это очень просто, но реальность вдруг показала, что все совсем не так. Его жизнь больше не его жизнь, его дом больше не его дом, он сам — слаб, труслив и беспомощен. На каждом шагу мальчика поджидают те, к кому он сам когда-то мечтал принадлежать — Пожиратели смерти, кровожадные, плотоядно ухмыляющиеся, требующие, чтобы он был таким же, как и они.
И мальчику страшно.
Страшно поворачивать за угол, страшно заглядывать в глаза тётушке, страшно от разочарования, сквозящего во взгляде сломленного отца. Страшно испытывать боль. С некоторых пор он — никто, а «никому» нигде нет места.
«Отнеси еду — ты только на это и годен…» — брезгливо бросает тётушка, и мальчик не знает, куда девать глаза. Если он поднимет взгляд на тётушку — она увидит страх, если потупится — она всё равно осознает, что мальчик боится. Но тётушка только фыркает так, что по коже бегут испуганные мурашки, и отворачивается, а мальчик спешит убраться оттуда подальше.
Он знает, куда нести еду.
Подземелья промозглые и сырые, Драко практически чувствует, как влажный воздух продирает путь через его горло к легким, но продолжает спускаться. Странным образом ему вдруг становится… легче? Здесь за каждым углом не таятся ни осуждающий взгляд отца, ни брезгливо поджатые губы тётушки, ни обречённые глаза матери, ни насмешки Пожирателей, ни гнев Тёмного лорда…
А чего ещё он может желать?
Но когда мальчик подходит к двери, ведущей в нужное ему подземелье, он слышит это.
Пение.
Нестройное, не попадающее в ноты.
Два голоса: один — по-старчески хриплый, другой — по-девичьи звонкий.
Драко застывает, не в силах слушать этот признак продолжающейся жизни от людей, которые давно должны были отчаяться. В его душе поднимается зависть — почему, ПОЧЕМУ они, пленники, измученные, изголодавшиеся, столько раз подвергавшиеся пыткам чувствуют себя свободнее, чем он в родном доме?
Почему в их голосах слышится надежда, которую потерял он?!
Мальчик опускает поднос на пол, прижимается к двери и съёживается в комок. Жалость к себе отчаянной волной затапливает его душу, но мальчик ещё не осознает, что нашёл в этом чужом ему месте маленький уголок, где не так страшно, не так тоскливо, не так одиноко. Где ему, продрогшему в согретом заклинаниями доме до самой глубины сердца, вдруг становится чуточку теплее.
* * *
— Они говорят, что поймали Поттера, — сказала Нарцисса сыну. — Драко, подойди.
Малфой медленно двинулся в сторону троих ребят.
Неужели они действительно поймали Поттера? Но это значит, что… Тёмный Лорд победил… Нет, нет, Поттер не мог попасться.
— Ну, что скажете? — проскрежетал оборотень.
Лицо Поттера раздулось до невероятных размеров. Чёрные волосы доставали до плеч, на подбородке лежала тёмная тень.
— Ну что, Драко? — с жадным интересом спросил Люциус Малфой. — Это он? Это Гарри Поттер?
— Н-не знаю… Не уверен, — ответил Драко.
Он старался держаться как можно дальше от Сивого и явно боялся посмотреть на Гарри, точно также как Гарри боялся посмотреть на него.
— Да ты погляди хорошенько! Подойди к нему поближе! Драко, если мы передадим Поттера в руки Тёмного Лорда, нам всё прос…
— Давайте-ка не будем забывать, кто его поймал на самом деле, а, мистер Малфой? — с угрозой проговорил Фенрир.
— Конечно-конечно! — нетерпеливо отозвался Люциус.
Он сам приблизился к Гарри, так что тот, хоть и заплывшими глазами, во всех подробностях мог разглядеть обычно такое равнодушное бледное лицо. Гарри смотрел из-за раздувшейся маски своего лица, как из-за тюремной решётки.
— Что вы с ним сделали? — спросил Фенрира старший Малфой. — Почему он в таком состоянии?
— Это не мы!
— На мой взгляд, похоже на Жалящее заклинание, — объявил Люциус.
Серые глаза внимательно осмотрели лоб Гарри.
— Здесь что-то виднеется, — прошептал он. — Может быть, и шрам, только туго натянутый… Драко, иди сюда, посмотри как следует! Как ты считаешь?
Теперь лицо Драко тоже оказалось прямо перед Гарри. Они с отцом были удивительно похожи, только старший Малфой был вне себя от волнения, в то время как Драко смотрел на Гарри неохотно и даже, кажется, со страхом.
— Не знаю я, — пробормотал он и отошёл к Нарциссе, стоявшей у камина.
— Мы должны знать наверняка, Люциус! — крикнула она мужу холодным, ясным голосом. — Нужно совершенно точно убедиться, что это Поттер, прежде чем вызывать Тёмного Лорда… Эти люди сказали, что взяли его волшебную палочку, — прибавила она, разглядывая палочку из терновника, — однако она совсем не подходит под описание Олливандера. Если тут ошибка и мы зря побеспокоим Тёмного Лорда… Помнишь, что он сделал с Долоховым и Роулом?
— А грязнокровка? — прорычал Фенрир.
— Постойте, — резким тоном произнесла Нарцисса. — Да! Она была с Поттером в ателье у мадам Малкин! Я видела фотографию в «Пророке»! Смотри, Драко, это Грейнджер?
— Не знаю… Может быть… Вроде да…
— А это — мальчишка Уизли! — вскричал
