Центральной. За ней — чахлая легковушка. В первой машине на переднем сиденье — трое мужиков деревенского вида. Во второй — мужчина и женщина: прижали раскрытые ладони к лобовому стеклу. Они появились в тот момент, когда я фиксировал на камеру последствия мощнейшего артиллерийского удара ВСУ.

Рубежное. Сразу после взятия города

Выше по улице — несколько сгоревших грузовиков. Когда наши войска выбили отсюда подразделения Нацгвардии и националистических батальонов, украинская артиллерия накрыла центр города, в который втягивалась колонна ВС РФ. Корректировщик, судя по всему, был не самой высокой квалификации, и смертоносные реактивные снаряды системы залпового огня «Смерч» обрушились на жилые высотки и частный сектор вокруг.

От девятиэтажки за моей спиной остался только передний фасад — панелька просто сложилась внутрь. За ней — еще одна. Вокруг погорели одно-двухэтажные хаты. Целехонький кофейный ларек на фоне этого апокалипсиса смотрелся как пальма на Северном полюсе. По этой улице и проходит один из гуманитарных маршрутов, по которому российская сторона предложила мирному населению выходить из Киева в сторону Белоруссии.

Однако из столицы пока сюда не выезжала ни одна машина.

— Мы из Андреевки, — говорят мужики на переднем сиденье. — Едем в сторону границы, на Киров. Нас 10 человек.

— Мама, что там? — доносится детский голос изнутри «Газели».

Открывается боковая дверь. На втором ряду — три женщины, за ними, в кузове, на разложенных матрасах, — детишки, мал, мала. Смогли вырваться из села, когда оно было взято под контроль российскими войсками.

— Мы 14 дней просидели в погребе, только слышали выстрелы, а откуда, кто — не знаем, — едва не плачет пожилая женщина в красном платке. — Едем в Белоруссию. Я родом оттуда, с Кирова. Детки, пропускайте нас. Чтоб пока не темно проехать. Мы такого натерпелись. С нами пятеро детей.

Объясняю, что надо медленно подъехать на блокпост в 300 метрах выше по улице, где после проверки их направят дальше по гуманитарному маршруту.

— Мы из села Дружня, — говорит женщина в следующей легковушке. — Десять дней в подвале сидели, я уже ничего не понимаю, что там происходит. Хочется мира, тишины, спокойствия и обычной жизни нормальной. Понимайте, как хотите.

За годы работы я видел много беженцев — в Ливии, Ираке, Афганистане, Донбассе… Они везде одинаковые. Испуганные, психологически уязвимые, уставшие, голодные. Мучать таких людей политическими вопросами бесполезно. Во-первых, они не в том состоянии, чтобы трезво оценивать происходящее. Во-вторых, из страха перед камерой или вооруженными людьми вряд ли будут искренними. Поэтому я не лезу к ним в душу с расспросами. Протягиваю белую тряпку и советую завязать ее на зеркала, чтобы было видно издали. Машина уходит к блокпосту…

На этом направлении крупные формирования ВСУ и нацбатальонов были разгромлены или отброшены. Однако украинская сторона перешла к тактике малых групп, которые нападают на проходящие конвои, атакуют одиночные машины, совершают теракты, как сказали бы на Западе, «под чужим флагом». Диверсанты передвигаются на машинах с V-знаками и в российской форме, в том числе — наемники, потянувшиеся в Незалежную за длинным рублем. Точнее — гривной. К примеру, в этом районе, по данным разведки, действует группа из 70 человек, половина из которых — чеченцы, часть имеет террористический опыт в Сирии.

Семейный ужин. В подвале школы в Катюжанке, Киевской области

Об этом мне рассказали в расположении Росгвардии в одном из населенных пунктов, который контролируется подразделениями из Чеченской республики.

— Нас тут поначалу боялись, — говорят бойцы. — Их всех напугали, что придем мы, начнем всех резать, грабить, насиловать. А мы пришли, спокойно объяснили, что им нечего опасаться, что мы не воюем с мирным населением, что мы будем их защищать. Идем по улице, а тут девочка с отцом навстречу. И цветы нам протягивает. «Видишь, — говорит, — папа. Это не разбойники. Они ничего плохого нам не делают». Маленькая такая, а разговорчивая. Рассказала, что занимается художественной гимнастикой. Даже шпагат хотела продемонстрировать, но без разминки, говорит, плохо получается.

Днем местные занимаются своими делами, а по ночам собираются в подвале местной школы, которую охраняют росгвардейцы. Спускаюсь вниз. Здесь, похоже, был зал единоборств. В одном конце организована кухня, в другом — на матах — детский уголок. Всего в подвале — около 50 человек. Это те, кто боится в темное время суток оставаться дома.

— Погреб у нас маленький, укрываться негде, — говорит одна из женщин с маленькой дочкой на руках.

— Было страшно, мы не знали, кто сюда придет, — признается ее соседка. — Сейчас русская армия нам помогает. И лекарства, и продовольствие, и детские смеси — чем могут. Мы им очень благодарны за это. И за охрану.

Я чувствую их напряжение. Они боятся, как признаются мне не на камеру, что, если вернутся украинские войска, их обвинят в сотрудничестве с «оккупантами». Но жить надо сегодняшним днем. Кому-то нужны гормональные лекарства для щитовидки, кому-то обезболивающие при онкологии. С продуктами напряженка. Составляем список необходимого, чтобы передать знакомым волонтерам.

— Заходите на коктейль, — выглядывает из-за мамы четырехлетняя «барменша», которая намешала что-то в маленьких картонных стаканчиках.

14 марта 2022. Ненастоящие полковники

Сначала я не понял, что изменилось на улицах поселков под Киевом. Вроде та же техника вдоль улиц, блокпосты с вооруженными росгвардейцами, посеченные осколками ветки деревьев на обочинах… И вдруг — мужичок на велосипеде. Люди! Их же не было раньше. А сейчас потихоньку вылезают из своих подвалов, поборов страх и сломав стереотипы.

Перед зачисткой

— Пока свет был, по телику что нам только не вещали про российскую армию — насильники, мародеры, убийцы, — признается один такой «велосипедист». — А сейчас смотришь — хлопцы как хлопцы. Пайками делятся.

В отсутствие нормальной гражданской логистики местное население уже наладило с российскими военными натуральный обмен. За сигареты сельчане привозят бойцам картошку и морковку, на тушенку можно выменять законсервированные овощи. Отношения из подозрительно-настороженного потихоньку эволюционируют в сдержанно-дружеские и деловые. Местные признают, что это может им дорого обойтись, если сюда вернутся украинские военные. «Вы уж нас теперь не оставляйте», — говорят они.

Росгвардейцы, которые на освобожденных территориях призваны следить за порядком, окапываются основательно, врывая в землю бэтээры, сооружая блиндажи и опорные пункты. Блокпосты на отвоеванных территориях тоже постепенно усиливаются. В минувшие выходные на один из таких блокпостов выехала машина с двумя мужиками в форме фирмы «Каринтия» — сразу не разберешь, чьих будут. Попытались сыграть под россиян, но были изобличены, завязался бой, в котором погибли оба.