Шрифт:
Закладка:
— Не Марья, а Марьяна. Дверь, кстати, можно поджечь, — просипела Левина, сглатывая вязкую слюну. — И пить тоже хочется.
— Дверь нету смысла трогать, она снаружи листами жестяными обита. Ты, вестимо, можешь дыру проплавить, но потом в голодный обморок рухнешь. А я, коли попытаюсь тебя поднять, рискую рядом прилечь. Недалеко убежим. Иное что-то измыслить надобно. Целительский дар — он супротив людей да зверей хорош. А супротив остального — огненный. Нам друг друга держаться надо, — вынесла вердикт старуха и посмотрела на собеседницу почти ласково.
— И что нам теперь, ждать, пока кто-нибудь за нами не придёт? Ведь неизвестно, сколько ждать!
— Воистину то неведомо, — задумалась целительница и принялась перебирать пальцами длинные бусы, что скрывались под лохмотьями платья. — Тогда я лягу, а ты голоси, что померла я. Только стражники ко мне подойдут, тут я их, молодчиков, и шарахну. А ты, главное, сиди и трясись.
Марьяна Ильинична подняла с пола остатки кандалов и приладила на запястья, там где рваный рукав открывал тонкую руку. Второй рукав — с чудом уцелевшей кружевной оборкой — натянула пониже, до самых пальцев, а руку обмотала цепью. От соприкосновения с металлом огонь внутри словно замер, затаился. Колдовать теперь Левина если и смогла бы, то разве что совсем немного, с натугой.
Дукуна скрючилась на своих нарах, подтянув колени к животу. Глаза остались открытыми, но странно остекленели, из приоткрытого рта потянулась ниточка слюны.
— Вы же живая? — на всякий случай уточнила Марьяна.
— Мёртвая! — язвительно ответила целительница и затихла, замерев.
Стало тихо. Где-то за стеной зашуршали то ли другие пленники, то ли крысы.
— Нет, ну как есть дура. Ты голосить-то будешь, что я померла? Или чевой ждёшь? — возмутилась вдруг Дукуна, а Левина подскочила на месте и заорала во всю мощь своих лёгких:
— Старуха померла!
Мелодичный девичий голос разнёсся по каземату. Никакой реакции не последовало.
— Тут пленница окочурилась!
И снова в ответ лишь тишина. А потом где-то вдалеке жалобно завыли и заплакали.
— Стража! Ау! Заберете старуху мёртвую!
Ни звука.
— Подохла ваша колдунья! — надрывая горло, кричала Марьяна.
Но чувствовалось, что Ора к ору была непривычная. И лёгкие слабоваты, и голосовые связки не тянут. Эх, была бы Марьяна Ильинична собой, сейчас бы так на охрану рявкнула, они б мигом перед дверью нарисовались, голубчики.
В общем, орать пришлось долго. Девушка охрипла, осипла и, кажется, заработала себе ангину. Голод то и дело скручивал желудок, но поделать ничего было нельзя. Не трухлявую солому же есть? И даже воды в проклятой камере не было. Видимо, не знакомы местные князья с Женевской конвенцией о содержании пленных.
Когда Марьяна уже почти потеряла надежду на приход охраны, в дальней части коридора послышались шаги.
Событие тринадцатое
Если вы открыли банку с червяками, единственный способ загнать их обратно — это взять банку побольше.
К двери кто-то подошёл.
— Старуха померла! — изо всех сил просипела Марьяна и отскочила от двери, когда в той неохотно заскрипел отпираемый замок.
Тяжеленная створка двери распахнулась и бахнула по стоящему в углу ведру. Нечистоты с задорным бульком расплескались по камере. Хорошо, что Левина успела отпрянуть достаточно далеко. Она забралась на нары и спиной вжалась в замшелую влажную стену, всем своим видом демонстрируя ужас на грани обморока. На всякий случай.
В проёме показалось трое здоровенных детин, одетых в одинаковые коричневые рясы длиной до колена, из-под которых торчали коричневые же штаны. Обросшие то ли длинной щетиной, то ли короткой бородой, постриженные под горшок, неумытые и слегка прыщавые — они, тем не менее, походили на цирковых силачей — настолько могуче выглядели. Какой же у них рост? По два с лишним метра?
Вдруг Марьяна осознала, это не они большие, это она теперь маленькая и смотрит на них не с привычной высоты ста восьмидесяти сантиметров, а с роста Оры, который был хорошо если метра полтора. В прыжке и на ходулях. Надо же, как тяжело быть низенькой!
Обрясенные детины склонились над Дукуной, которая не просто не подавала признаков жизни, а выглядела почившей ещё в прошлые выходные. Но стоило послушникам-инквизиторам протянуть к ней пугающего размера руки-оглобли, как она с неожиданной прыткостью вцепилась сразу в троих. Полыхнуло светом, сияние словно взорвалось и на мгновение ослепило. Марьяна зажмурилась, но поздно — перед глазами поплыли противные красные круги.
Раздался грохот — это первый детина, падая, приложился головой сначала о нары, а потом об пол, до крови разбив лицо. В общем, совершил удачное приземление. Со вторым повезло меньше — он повалился на первого и почти совсем не пострадал. Третий же упал и хорошо, и плохо. С одной стороны, удачно — до влажного хруста приложился о каменный пол затылком, а с другой — выпал в проход и теперь мешал закрыть дверь. Нет, есть преимущества в маленьком росте — падать с него не так высоко.
Вот так в отдельно взятой камере была одержана сокрушительная победа над религиозным экстремизмом.
Целительница бодро вскочила на ноги, скрутила седые волосы на макушке в тугую гульку и с размаху приложила второго детину кандалами по голове.
— Энти теперича суток двое точно пролежат.
— Надо вон того внутрь втащить и всех их запереть.
— Сначала — обыскать, — со знанием дела предложила целительница. — Вдруг у них чего пожрать есть.
Марьяна Ильинична хотела было сказать, что из карманов таких неопрятных детин она есть ничего не станет… но потом прислушалась к организму и поняла, что станет. В общем-то, она даже каннибализм уже рассматривала как вынужденное, однако необходимое для выживания зло. А ляжки у таких боровов наверняка мясистые! Эх, шашлычку бы…
Старуха ловко и споро прошлась по чужим карманам. Вытянула три тощих кошеля со звякнувшими монетами, один кинула сокамернице, два засунула за пазуху и привязала к бусам. Из еды у детин ничего не оказалось, но чем поживиться всё равно нашлось. Целительница сняла с них ремни, кулоны, кольцо-печатку, примерила сапоги, но те оказались чересчур огромными. Закончив, она кивнула подельнице, и они вдвоём попытались втащить третьего внутрь камеры. Не тут-то было!
Огромная туша разлеглась прямо в проходе, да ещё и дверь открывалась внутрь, так что сдвигать пришлось всех троих. Двум только ноги убрать, а третьего целиком.
— Энто ж сколько надо харчить, чтоб такие телеса нажрать, — пыхтя, ругалась бабка. — Грёбаные псы инквизиции. Хотя какие они псы? Свиньи!
За обе руки пленницы попытались поднять тело в положение сидя, но сильно это не помогло — оно норовило завалиться набок, а потом упало и снова смачно треснулось затылком.
— А если умрёт? — испугалась вдруг Марьяна Ильинична.
— Не переживай, отпоют по канону, — утешила целительница, и они снова поднажали.
Невероятным усилием сокамерницам удалось втащить тело внутрь и привалить к стене у входа, но две богатырские ноги всё равно мешали закрыть дверь. От усилий у Марьяны аж помутилось перед глазами, и она осела на громоздившиеся между нар тела первых двух инквизиторов-послушников. Голод скрутил с такой силой, что её даже замутило. Никогда Левина не чувствовала себя настолько слабой и никчёмной… даже в старости. А это пусть молодое, но слабое и недокормленное тело требовало усиленных тренировок, питания и комфортных условий проживания подальше от казематов инквизиции.
Кое-как, потратив ещё около получаса на отдых и ворочание детины в грязно-коричневой рясе, пленницы, наконец, справились. Захлопнули дверь, закрыли на ключ и массивный засов снаружи и посмотрели друга на друга. Марьяна Ильинична честно думала, что за время тягания третьего послушника у неё развяжется пупок, но этого не случилось. Хотя от перенапряжения, усталости и голода её ощутимо пошатывало.
И это они ещё от двери камеры даже не отошли!
— Там впереди охрана казематов, стражники городские… да и всякий прочий бдительный люд. Нам бы одежонку какую неприметную.
— Неприметную — это какую? — едва шевеля сухим шершавым языком спросила Марьяна Ильинична.
— Знамо, какую. Тебе — на городской манер, проститутошную.
— Что? — запнулась на ровном месте Левина. — А вам?
— А себе я б с тебя платье сняла, сошла б за нищенку. Ладно, не бузи, пойдём. Нам ещё из тюрьмы этой выбираться, надо торопиться, пока этих троих не хватились.
Колдуньи прокрались к концу коридора и тихонько приоткрыли дверь, выглянув наружу. А там — ещё два таких же откормленных инквизитора-послушника с аппетитом жрали бутерброды с салом, чуть
