Эти два гада, в хорошем смысле этого слова, въедливо по секундам стали восстанавливать события и старались при этом запутать Фомина. Если бы не сидящий и наблюдающий с любопытством за этим действом Сталин младший, они бы покрикивать начали. Обломались, Василий Иосифович сидел злой, и сам на них шипел, на крик, правда, не переходя.

– Лётчиков, офицеров, лучшего хоккеиста страны на вверенной вам народом территории бандюганы убить хотели. Найти и посадить, а лучше расстрелять.

– Суд…

– Сосуд! При попытке сопротивления кончите мразь эту.

– Синяк не под тем глазом, – постарался перевести разговор в другое русло майор.

– Да, он левша. Я же, можно сказать, боксировал с ним. И он точно занимался боксом и, может, даже разряд спортивный имеет. – Поделился догадкой Вовка.

– Про кастет подробнее, – влез Шарапов.

– Я не видел, но удары были очень сильные, а он намного легче меня. Или уж совсем большой спортсмен, либо кастет или свинчатка в кулаке. Он, кстати, в тонких кожаных перчатках был. Дорогие. Тёмно-коричневые, должно быть, не чёрные, и на них моя кровь должна остаться, если он их не выкинул. Но вещь дорогая, жалко. Он мне нос разбил, должны быть в крови. Да, и он был в чёрном пальто, и на нём тоже должны быть следы крови. Я на нём же потом сидел, а из носа кровь продолжала бежать.

– А второй? – поиграл карандашом в пальцах Шестаков. – Он что делал.

– Лежал. Я его вырубил первым ударом. Он маленький и лёгкий. В нокаут угодил.

– Как же они смогли убежать от тебя? – гад этот Кузьмин. Самый правильный вопрос задал.

– Ну, мне длинный боксёр этот снова по носу попал, я и поднялся, искры из глаз летели. А пока очухался они и сбежали. Я чемоданчик поднял…

– Что за чемоданчик, зачем вы товарищ Фомин по ночам с чемоданчиком ходите? – насел на него майор, даже привстал.

Ну, блин!!! Тут вам не там, сейчас получит фашист гранату.

– Я, товарищ майор, ходил к генерал-полковнику Аполлонову, подарки ему и его жене с доче… как правильно по-русски с дочерьми, с дочерями. С дочурками, пусть будет, нёс. От них и возвращался домой.

Да, какой же русский не любит быстрой езды. Тьфу, какой же милиционер не знает бывшего заместителя министра МВД. Посерьёзнели товарищи. С одного боку Сталин, пусть и не Сам, но Сталин, так теперь ещё и Аполлонов.

А сейчас хук обоим одновременно.

– Там к нам на пирог и, рассказ про победу нашу в Давосе, и Круглов Сергей Никифорович – министр ваш заходил, сосед Аркадия Николаевича.

– Кхм.

– Блин.

– Найдёте? – плесканул керосинчику Вовка.

– Найдём!

Если Вовка надеялся, что после козырей выложенных отстанут от него сыщики муровские и побегут облавы устраивать, то сильно ошибся. Ещё настойчивее стали расспрашивать. Про приметы по третьему кругу, про речь, ну, там акцент малоросский или оканье. Гуканье?

– Маленький меня назвал пижоном.

– Да, для бандитов не сильно типично.

Тут их прервали. Прервали так прервали. Влетел в кабинет тот самый капитан Алексей и за ним широким шагом вторгся, сбросив худыми плечами двух лётчиков, пытавшихся ему помешать, человек среднего роста в синей милицейской форме с серебряными погонами зигзагообразными и с золотыми вышитыми звёздами на них.

– Василий Иосифович, товарищ Сталин, мне передали… – Начальник Московского уголовного розыска Комиссар милиции III ранга Урусов Александр Михайлович увидел своих и побелел лицом совсем.

– Кого убили? Товарищ Сталин?

– Убили? – Сталин развёл руками.

– Майор Кузьмин – начальник убойного отдела.

– Вон, трупп сидит. Зелёный и синий местами, но выжил. Твои подопечные не на того рыпнулись. Боксёр и, вообще, лётчик и офицер, куда им с таким тягаться. – Так как Жеглов с Шараповым вскочили при появлении генерала, ладно, комиссара, то и Вовка поднялся. А что, со своими почти метр девяносто и широченными плечами, раскаченными, вполне себе смотрелся на грозу «подопечных» майора Кузьмина.

– А ну, вышли в приёмную. – Ткнул Начальник Угрозыска московского пальцем своим на дверь, а потом и Вовке, – и ты герой погуляй. Нам с товарищем Сталиным поговорить надо.

– Иди, Володя. Только не убегай потом. Нужно нам с тобой про песни поговорить. Есть новая информация.

Событие двенадцатое

Погоня! Какой детективный сюжет обходится без неё? Один – бежит, другой – догоняет! Таков непреложный закон жанра! Детектив без погони – это как жизнь без любви.

цитата из фильма «Берегись автомобиля»

Фёдор Челенков, сидя на стуле в приёмной вспоминал, как читал в газете или по телеку смотрел, точно уже не помнил, там ругали съёмочную группу фильма «Место встречи изменить нельзя». Мундир у Жеглова неправильный – нет петлиц. А ещё на груди у майора висит знак «Отличник милиции», который будет учреждён Приказом МВД СССР только в 1953 году. Ещё что там про погоны было, что кант и просвет не того цвета, вроде не красный, а бирюзовый должен быть.

Но больше всего в той статье, всё же это была статья, потешались над формой комиссара полиции на торжественном вечере посвящённом Дню милиции. Выступает именно комиссар милиции III ранга и у него золотые, погоны, а должны быть серебряными, и только звёзды золотые. А ещё заклёпочники эти рассмотрели у начальника угрозыска медаль «За взятие Берлина». Тяжело одновременно руководить МУРом в Москве и брать Берлин. И до кучи, у генерала по существу, солдатские медали на груди – «За отвагу» и «За боевые заслуги».

Сто лет прошло с прочтения той статьи, а сейчас вот увидел этого комиссара вживую и вспомнилось. На Урусове сейчас были ордена, но медали «За взятие Берлина», которая была у Вовкиного отца, на груди Александра Михайловича не было.

Начальник Угрозыска вышел минут через десять. Красный и с крепко сжатыми губами. Махнул рукой своим, чтобы шли за ним, и остановился напротив Фомина.

– Нда. Красавец! Найдём! Обещаю. – И повернувшись на каблуках, вышел из приёмной, дверью хлопнув.

Вовка плюхнулся назад на стул. Заварил, блин, кашу. Минуту посидел, обдумывая, хорошо это или плохо познакомиться с Начальником МУРа. Потом на капитана Алексея посмотрел. Тот на Вовку и на дверь. За дверью тихо всё.

Фомин махнул головой, типа, узнай, может, уже моя очередь пришла звездюлей отгребать. Капитан Алексей вздохнул, как перед прыжком в холодную воду, и пошёл к двери огромной, в потолок. Дубовой должно быть, но оббита кожей, не видно.